Сидорченко Л. В.: Роберт Саути.

РОБЕРТ САУТИ

(История западноевропейской литературы. XIX век: Англия: Учебное пособие для студентов филологических факультетов высших учебных заведений / Л. В. Сидорченко, И. И. Бурова, А. А. Аствацатуров и др. СПб: СпбГУ, 2004.)

http://readeralexey.narod.ru/Southey.html

­тиков («лейкистов», или так называемую «озерную школу»), сыграл заметную роль в истории английской литературы первой половины XIX в. как поэт, литературный критик, общественный деятель. Осно­вательность его литературных достижений, цельность и нравственную безупречность его личности высоко ценили Колридж и Вордсворт, чей поэтический гений несомненно затмил талант Саути в глазах совре­менников и прежде всего поэтов «младшего поколения» (Байрона и Шелли), резко обличавших ортодоксальный политический консерва­тизм Саути. Однако неустанное служение высоким идеям поэтического творчества, выдержанность политических воззрений, неизменность нравственных устоев заслуженно позволили Саути получить высокое звание поэта-лауреата, которое после его драматического ухода из жизни унаследовал Вордсворт.

Саути родился в Бристоле в семье мелкого торговца льняным по­лотном и был первым из его девятерых детей. Родители поэта были весьма ограничены в средствах, поэтому детство Роберта прошло в семье тетки по линии матери. Находясь под влиянием своей тетки, мисс Тайлер, он знакомится с актерами, приезжавшими в Бристоль или Бат (актерскую труппу в этом модном курортном городке воз­главляла несравненная Сара Сиддонс), и мечтает о поприще если не великого трагика, то непременно автора трагических пьес. В 14 лет его отправили учиться в Вестминстерскую школу. Проведя в школе около четырех лет, он был исключен за написание статьи против пор­ки в общественных школах, опубликованной в периодическом жур­нале «Флэджелэнт», созданном Саути в содружестве со школьными товарищами.

Проведя около года дома, в 1792 г. Саути стал студентом Баллиол-колледжа Оксфордского университета. В этот период он увлекается древними и новыми языками, литературой. Рано возникшую любовь к книгам Саути пронес через всю жизнь. Характеризуя свои пристра­стия, он говорил о себе как о человеке, которому наиболее близок ка­бинетный образ жизни среди любимых книг (у Саути была одна из лучших частных библиотек в современной ему Англии). Однако по завершении образования предполагалось, что молодой человек при­мет духовный сан. Но возможность оказаться полезным семье в роли священника была нереальной по причине его юношески вольных воз­зрений на религию. Состоявшееся в 1794 г. знакомство Саути с Колриджем укрепило будущего поэта-лауреата в намерении отказаться от церковной карьеры и оставить университет, где он проучился только два года.

1794 г. ознаменовался первой публикацией стихов Саути — они вошли в томик поэзии, выпущенный им совместно с его зятем Робер­том Ловеллом. Издание было подписано именами знаменитых антич­ных поэтов — Мосха и Биона, прославившихся как авторы буколи­ческих произведений. Саути вступил на литературную арену не столько как сторонник классицизма, ориентирующийся на античные образ­цы, сколько как человек, осведомленный о традиции ренессансной литературы, в соответствии с которой пастораль считалась наиболее подходящим жанром для пробы молодого пера. Параллельно была написана драматическая поэма «Уот Тайлер» (1794). Выбор сюжета из национальной истории был созвучен устремлениям ранних англий­ских романтиков, а идейное содержание произведения определялось влиянием революционных событий во Франции, обостривших про­тест Саути против любых форм подавления личности. Впоследствии Саути относился к этому раннему произведению весьма иронично, объясняя его революционный пафос юношеской страстностью и не­дальновидностью. Сходные настроения определили и тональность написанной белым стихом драматической поэмы «Жанна д'Арк» (1793, опубл. 1796). В то же время «Жанна д'Арк» Саути — произведение, написанное в полемическом ключе по отношению к комедии Вольте­ра «Орлеанская девственница». Если Вольтер воспользовался истори­ей Жанны для критики церкви, то Саути вернул сюжету об Орлеан­ской деве его героический смысл. Сопоставляя эти два произведения, А. С. Пушкин отдал пальму первенства Вольтеру «в отношении силы вымысла», оценив, однако, работу Саути как «подвиг честного чело­века и плод благородного восторга».

Крупные социально-политические проблемы получили отражение также в таких юношеских произведениях Саути, как «Триумф жен­щины» (1793), посвященный знаменитой поборнице прав женщин Мэри Уолстонкрафт, направленные против работорговли шесть со­ветов (1794), гимн «Гению Африки» (1795). Этой же теме посвящена более поздняя баллада «Моряк, занимавшийся работорговлей» (1798). О негативном восприятии действительности свидетельствует и сти­хотворение «Бленхаймский бой» (1798). В нем Саути обращается к событиям войны за Испанское наследство: в сражении при Гохштедте английская армия под командованием герцога Мальборо и армия принца Франца-Евгения Савойского нанесли сокрушительное пора­жение баварцам и французам. Битва при Гохштедте традиционно вос­принималась как одна из самых славных страниц в истории британ­ского оружия, однако Саути ставит такую трактовку этого события под сомнение. На детские расспросы о великом сражении дед дает проти­воречивые ответы: с одной стороны, он помнит о сопряженных с ним бедствиях и страданиях, с другой — по привычке называет его вели­ким «победным боем». В то же время он не может объяснить, во имя чего велась эта война. В стихотворении Саути обращается к проблеме множественности точек зрения на событие, актуальной для литерату­ры XIX в.

Твердая убежденность Саути в высоком призвании поэ­та-гражданина укрепила Колриджа, переживающего кризис неопре­деленности в выборе жизненного пути, а феноменальная эрудиция, возвышенный строй философских мыслей и поэтических идей Кол­риджа обогатили Саути. Будучи в молодые годы настроен едва ли не более радикально, чем остальные поэты так называемой «озерной школы», Саути, как и большинство англичан, симпатизировавших французской революции, разочаровался в ней с началом якобинского террора и стал горячим сторонником осуществления плана по созда­нию «Пантисократии», объединившего поэтов «озерной школы». Необходимость заработать средства на реализацию этого утопического проекта побудила Саути активно взяться за перо. С «Пантисократией» (в Америку предполагалось переселяться семьями) была связана и его женитьба на Эдит Фрикер, благодаря чему он стал зятем Колриджа. В соавторстве они создали антиякобинскую драматическую поэму «Па­дение Робеспьера» (1794), которая была опубликована под именем Кол­риджа, хотя два из трех ее актов были написаны Саути.

Тем не менее, несмотря на столь тесное содружество, у Колриджа и Саути мало общего в манере письма, формулировке поэтических за­дач, выборе тем, что с трудом позволяет отнести их к единой поэти­ческой школе, исповедующей сходные философско-эстетические и поэтико-стилевые принципы. Этого же мнения придерживались и сами «лейкисты». Впоследствии Саути с сожалением отмечал неумест­ность отнесения его к поэтам-«озерникам», проявляя недовольство самим фактом объединения трех совершенно разных поэтов в школу только на основе их любви к Озерному краю. Более того, он критиче­ски относился и к поэтическому содружеству Вордсворта и Колриджа («Прогулка дьявола»). Со своей стороны Колридж, также не прини­мавший понятие «озерная школа», находил в поэзии Саути «насыщен­ность чувств, глубину наблюдений, непреходящий блеск, неизменное благородство языка и ритма», «полет воображения» и глубину мысли.

«Ему нет равного ни в области изучения истории, ни в области знания библиографии», ни в эссеистике, сочетающей оригинальность мысли и ясный стиль — «классический и живой, правду и фантазию, остро­умие и мудрость, образованность и жизнелюбие». Находя в Саути об­разец высоких нравственных качеств литератора и человека, Колридж отмечает широту жанрового диапазона его усердных трудов в поэзии: политическая песня, баллада, пасторальная идиллия, лирическая поэ­ма, историческая поэма и др., стилевые новации, новизну технических приемов в области языка и ритма, композиции, единства целого и ча­сти. Однако не столь оригинален Саути в «высокой лирике» — наибо­лее сложной сфере искусства поэзии — иногда нравственный пафос, идея берут верх над смелостью образного строя. «Саути владел сво­им гением, а не гений владел им...» — в этих словах Колриджа ответ на вопрос о сильных и слабых сторонах творчества поэта, получив­шего неоднозначную оценку в кругах английских романтиков. Вме­сте с тем Саути можно было считать образцом высоких достоинств для молодых литераторов. Именно ему Колридж обязан, по собствен­ному признанию, осознанием чувства долга, благородным желани­ем привести свои поступки в соответствие с принципами на словах и на деле.

В 1795 г. Саути отправился по торговым делам в Лиссабон. Во вре­мя посещения Португалии и Испании (1795, а затем и 1800-1801 гг.) он старательно изучал португальский и испанский языки и литерату­ру, а по возвращении на родину в 1797 г. опубликовал «Письма из Испании и Португалии», изобилующие сведениями о жизни, обыча­ях, нравах и культуре народов Пиренейского полуострова. В этот пе­риод у Саути начинает формироваться глубокий интерес к чужой на­циональной истории и проблеме соотношения культуры Запада и Востока.

Обосновавшись в Лондоне и предприняв попытку изучить право, в конце 1790-х гг. Саути привлек к себе внимание публикацией ряда произведений, отмеченных сильным влиянием «готической» литера­туры и традиции народной баллады. Таковы, например, «Адельстан», «Варвик» («Сэр Уильям и Эдвин»), «Суд Божий над епископом», «Бал­лада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди» и др. Российскому читателю многие из этих произведений известны в переводах В. А. Жуковского, с которых началась история русской романтической баллады. В «страшных» бал­ладах Саути оживают мрачные средневековые легенды и суеверия. Так, в балладе «Доника» (1797) жертвой бесовских сил оказывается пре­красная дочь короля Ромуальда, невеста Эврара, которая освобожда­ется от вселившегося в нее злого духа только ценой смерти: девушка погибает перед самым алтарем в день своей свадьбы. Поэма относит­ся к числу наиболее проникновенных и утонченных баллад Саути. Трагический перелом в судьбе главной героини предвещает вырази­тельная пейзажная зарисовка:

Безмолвно гас лазурный свод;

Какой-то сон лежал необычайный

Над тихою равниной вод.

Вдруг бездна их унылый и глубокий,

Отозвалась и умерла.

(Пер. В. А. Жуковского.)

К «готическим» балладам относится и «Рудигер» (1797), выполнен­ный В. А. Жуковским русский перевод которой известен под названи­ем «Адельстан». Довольно близко следуя тексту оригинала, Жуков­ский изменил лишь имена героя и его возлюбленной (Маргарет превратилась в Лору) и название замка — Аллен вместо Вальдхерста. Образ героя построен на романтическом контрасте идеальной внешно­сти и преступной души.

­ные победы на турнирах, пылает нежной любовью к Маргарет (Лоре) и счастливо женится на избраннице своего сердца. Постепенно иде­альный образ героя начинает распадаться. Рыцаря охватывают при­ступы уныния, а рождение первенца вызывает глубокое смятение в его душе. В балладе происходит резкий переход от спокойного эпическо­го повествования к изображению драматических событий. Возвраще­ние из светлого замка как символа человечности и чистоты на сумрач­ные воды Рейна как эмблемы противоестественного превращает прекрасные в начале баллады образы рыцаря и белого лебедя в при­служника и посредника страшной силы мрачной бездны, обозначен­ной только через появление двух огромных рук неведомого чудови­ща, жаждущего жертвоприношений. В балладе вступают в противоборство слепая сила зла и вещая всепобеждающая сила добра и любви. Молодая мать взывает к Богу со священной молитвой о спа­сении сына и побеждает злую волю своего супруга, поверженного в бездну.

Мотив покушения на жизнь невинного ребенка стал ведущим в балладе «Варвик» («Сэр Уильям и Эдвин»), еще более глубоко разра­батывающей тему раздвоенного сознания героя-преступника, пере­живающего муки больной совести и терпящего крах. В отличие от «Рудигера» баллада начинается без вступления, с неожиданного зловещего убийства Варвиком маленького племянника Эдвина, совершен­ного по мотивам, напоминающим коллизии сюжетов таких трагиче­ских пьес Шекспира, как «Ричард III», «Гамлет» и «Макбет». Мальчик погиб, освободив для дяди-узурпатора положение владетеля старин­ного замка Ирлингфор. Однако злодею, олицетворяющему дисгармо­нию, бесчестие и несправедливость, не дано воцариться в прекрасном замке, символизирующем собой оплот высокой морали и рыцарствен­ности. Саути противопоставляет светлый, возвышающийся на фоне гармоничных в своей живописности окрестностей Ирлингфор бушу­ющему мрачному морю, исторгающему бурю и хаос темных сил при­роды. В мире Ирлингфора Варвику не дано покоя: в омывающих сте­ны замка водах реки ему чудится лицо тонущего Эдвина. Однако даже вернувшись в собственный дом, Варвик продолжает терзаться страш­ным видением, и спустя год в день убийства его настигает наказание, описанное Саути как кульминация событийной и психологической драмы в балладе. Под всполохи молний, прорезающих грозовое небо, гул ливня и стоны разбушевавшейся реки, которых не заглушить зву­ками шумного веселья в доме Варвика, убийцу настигает отравленная Душа, а вслед за ней является и тень его покойного брата, явившаяся спросить с него за исполнение обещания заменить Эдвину отца. Не­сколько раз герою предоставляется возможность искупить вину, од­нако его смятенная душа упорствует в своей низости. Поначалу едва слышный крик предупреждает его об опасности наводнения и необ­ходимости спасаться бегством. Страшась смерти, Варвик обращается с мольбой к Создателю. Преступнику с нераскаявшейся душой послан таинственный кормчий, являющийся среди бушующих волн на ма­леньком челноке. Кормчий трижды призывает Варвика откликнуться на зов призрачного младенца о помощи и спасти его из пучины вод и дважды слышит отказ. Однако стоило охваченному ужасом убийце протянуть руку к преследующему его видению жертвы, как мертвое тело Эдвина увлекает его в бездну. Так торжествует справедливость, а восстановленная гармония мира подчеркивается наступившим в не­бесах и на водах спокойствием:

Утихло все — и небеса и волны:

Исчез в водах Варвик;

Лишь слышали одни брега безмолвны

(Пер. В. А. Жуковского.)

­ет характер развязок: кара небес постигает бездушного епископа Гаттона (в балладе «Суд Божий над епископом» (1799) преломились легенды о жестоком архиепископе Майнца, жившем на рубеже IX-X вв. и пра­вившем Германией в качестве регента с 899 по 911 г.), силы ада забира­ют душу, отягощенную такими грехами, которые не отмолить заупо­койной молитвой («Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди», 1799).

В балладном творчестве Саути отразилось и его увлечение куль­турой народов Пиренейского полуострова (баллады «Гарсия Фернан­дес» (1801), «Король Рамиро» (1802), «Королева Урака и пять муче­ников» (1803) и др.). Особого внимания заслуживает лирический Цикл из носящих экспериментальный характер двадцати сонетов, в которых поэт дает решения сонетной жанровой формы. Саути сле­дует как «шекспировской» традиции, так и вольно варьирует стро­фические решения, переставляя рифмы. Адресатом сонетов и любов­ных элегий (1799), написанных от имени вымышленного автора Абеля Шаффлботтома, является некая Делия, имя которой вызывает ассоциацию с героиней известного сонетного цикла современника Шекспира Сэмюэла Дэниэла. Обращаясь к жанру монодрамы, также разработанному в английской ренессансной поэзии, Саути в основ­ном придерживался античных сюжетов («Сапфо», 1793; «Лукреция», 1799 и др.). В то же время поэт создавал и монодрамы на мексикан­ские, испанские и кельтские темы («Ксималпока», 1798; «Жена Фер-гюса», 1798; «Ла Каба», 1802).

Важное место в ранней лирике Саути занимают и «Песни об аме­риканских индейцах» (1799), предвосхищающие знаменитую «Песнь о Гайавате» американского поэта-романтика Генри Лонгфелло.

«Английских эклог» (1799-1803) были написаны Саути под влиянием идиллий немецких поэтов. Эклоги Саути имеют диалоги­ческую структуру по образцу античного канона. Однако в отличие от него местом действия является не идиллический природный ланд­шафт, а готический замок, руины старинного дома в духе романти­ческого топоса. Героями эклог, соответственно, становятся исключи­тельные, загадочные фигуры: странник и старик («Старый дом»), странник и горожанин («Похороны олдермена»), женщина и путеше­ственник (эклоги «Мать моряка» и «Свадьба»).

­щих силу реальности, — в центре стихотворении «Ретроспектива» (1794). Свои поэтические принципы поэт сформулировал в «Гимне Пенатам» (1796), подражая «Посланию Пенатам» Горация. Позднее Саути объединил стихи-размышления по разным поводам, будь то взволновавшие его события из современной истории или произведе­ние искусства, в цикл «Случайные заметки» (1795-1828).

Самым монументальным произведением раннего периода творче­ства Саути является поэма «Талаба-разрушитель» (1801). Она отлича­ется глубиной философско-религиозной проблематики, имеет ярко выраженную лирико-драматическую жанровую природу с элемента­ми эпического повествования и состоит из двенадцати книг. Патети­ческое повествование перемежается в ней сочувственными авторски­ми обращениями к героям, страстными лирическими монологами и драматическими диалогами персонажей. Замысел поэмы родился у Саути под влиянием истории пророка Магомета.

В первой книге Саути создает подлинно трагический образ матери маленького Талабы — Зейнаб. Горе ее беспредельно: враги убили и ее детей — братьев и сестру Талабы, и ее супруга Годейру, однако, будучи глубоко религиозной, Зейнаб не в силах проклинать и ненавидеть убийц, равно как и оправдывать насилие как орудие возмездия. Маленький Талаба произносит бунтарские речи, несущие в себе зерно сомнения во всеблагой воле Создателя, позволившего произойти подобному злоде­янию — убийству невинных людей. Однако именно он является избран­ником небес, что объясняет ему ангел смерти Азраэль:

Живи! И помни - Судьба

Вторая книга начинается с описания обряда поклонения огню, ха­рактерного для языческого религиозного сознания народа Талабы. Огнепоклонники Абдальдар и Лобаба выкрикивают слова заклинания: «Горите, священные факелы. Горите, пока жив страдающий народ Годейры». Однако неожиданно девять из десяти огней гаснут. Благодаря сыну Годейры — Талабе — все обращаются к новой вере и склоняют­ся в молитве единому богу — всемогущему Аллаху.

­ленной Онейзой и полагаясь на поддержку Всевышнего, отправля­ется странствовать по свету. По дороге Талаба встречается с мудрым Лобабой, разъясняющим ему двойственность всех проявлений природы. В качестве примера он приводит созидающее и разру­шительное применение огня. Данная точка зрения восходит к зороастрийской дуалистической концепции сущего. Исходя из дан­ного постулата, Лобаба делает вывод об отсутствии нравственной природы в вещах как таковых («Нет ничего самого по себе доброго или злого, /Доброе или злое проявляются только в применении»). Монолог Лобабы о достоинствах и пороках человека содержит ре­минисценции из монолога Гамлета о человеке как «венце творения» и «квинтэссенции праха» одновременно. Талаба же пытается убедить собеседника в том, что все достоинства человека имеют божествен­ное происхождение, исконное и незыблемое. Затем они отправляют­ся в путешествие по надзвездным высям, по магическому кольцу в поисках всеведения («секретов таинственной мудрости»), «ведомые Дыханием Господа».

В пятой книге герой попадает в Багдад, где таинственные Харут и Марут объясняют ему, что талисманом является не фетиш, а вера в Бога. Аравия, красочно описанная Саути в шестой и седьмой книгах, представляется Талабе настоящим раем, тем более, что он воссоеди­няется с Онейзой. Однако герою предстоит убедиться в греховности этого «рая» и уничтожить его. В заключительных книгах поэмы опи­сывается, как на смену греховному «раю» Алодина приходит светлое Царство добра и справедливости Султана. Талабу славят как героя, вен­чают диадемой, золотой цепью и возводят на королевский престол. Онейза сомневается в возможности остаться вместе с Талабой, облеченным высокой миссией, и просит отправить ее в Мекку, чтобы слу­жить священному храму и «жить, если не в счастье, то в надежде». Однако чувство любви Талабы к Онейзе нерушимо, и она становится его женой. Торжественной картиной свадьбы завершается триумф героя. Но две финальные строчки кульминационной седьмой книги поэмы предвещают беду: является Азраэл — ангел смерти. Онейза погибает. Утешение в своем, казалось бы, неизбывном горе Талаба находит в помощи людям, нуждающимся в его защите. Исполнивше­му свое земное предназначение и прославившему имя Господа слав­ными подвигами Талабе открываются врата небесного рая, где его приветствует прекрасная Онейза.

«Талаба-разрушитель» является одним из вершинных до­стижений поэтического искусства Саути. Яркие образы, красочные метафоры и сравнения, выразительный мелодический и ритмический рисунок строф, сюжет, изобилующий невероятными приключения­ми в духе арабских сказок «Тысячи и одной ночи», возвышенный ин­тонационный строй поэмы оставляют сильное впечатление и отра­жают истинно романтический характер поэтической фантазии поэта. Поэма написана нерифмованным неправильным разностопным сти­хом, свобода и разнообразие которого, по мнению автора, наиболее соответствуют характеру сюжета.

­де, где он оставался до конца своей жизни. В этот период из скептика и республиканца он постепенно превратился в последовательного тори и христианского ортодокса. В 1813 г. он был удостоен звания поэта-лауреата, а в 1835 г. ему назначили ежегодную пенсию от правитель­ства Роберта Пиля. Последние четыре года жизни поэта были омра­чены тяжелым душевным заболеванием, возможно, явившимся следствием невероятно интенсивного и напряженного труда на про­тяжении нескольких десятилетий. Литературная активность Саути по­разительна, собрание его сочинений насчитывает 109 томов. Кроме того, он опубликовал 52 статьи в «Ежегодном обозрении» и 94 — в «Ежеквартальном обозрении».

В 1805 г. увидела свет эпическая поэма «Мэдок», над которой поэт работал с 1794 по 1804 г. и которую считал одним из своих лучших произведений. Он надеялся, что ее главный герой сумеет занять в со­знании читателей место рядом с Ринальдо из «Освобожденного Иеру­салима» Т. Тассо. Первый вариант поэмы был готов летом 1799 г. и был настоятельно рекомендован к печати Колриджем, однако Саути ощущал необходимость доработки произведения. Стремясь придать поэме эпический размах, величие и достоверность, Саути в сопровож­дении своих школьных друзей Чарльза Уинна и Питера Элмсли от­правляется в путешествие по Уэльсу, где разворачивается действие поэмы, для лучшего изучения его нравов, обычаев и традиций. Позд­нейшие доработки текста носили экстенсивный характер, поскольку касались не только композиционных изменений, но и расширения рамок произведения. Саути стремился достигнуть в «Мэдоке» той клас­сической цельности, которая была присуща эпическим поэмам Гоме­ра. Если в первом варианте поэма состояла из пятнадцати книг, то спустя год работы в Кесвике, к 1803 г., она была поделена на две глав­ные части в соответствии с местом, где разворачиваются события: «Мэдок в Уэльсе» и «Мэдок в Ацтлане». В свою очередь каждая часть разбита на подразделы (16 — в первой, 27 — во второй), заглавия которых отражают течение событий.

В предисловии к первому изданию поэмы (1805) Саути объясняет историческую основу сюжета. После кончины короля Северного Уэльса Оуэна Гвинета в 1169 г. между его наследниками разгорелся спор о наследстве. Старший из них — Йорверт — остался в стороне от распри. Хоэль, несмотря на то что не имел законных прав на престол, будучи рож­денным от ирландки, предъявляет свои претензии на трон, но терпит поражение от Дэвида, старшего сына короля от второго брака. Йорверт, добившийся успеха в отсутствие конкурента, помещает в тюрьму Родри и избавляется от других своих сородичей. В этих обстоятельствах Мэдок покидает свою варварскую страну и в поисках более спокойного места переплывает океан. Он достигает южного течения реки Миссури и при­нимает обычаи, язык, искусства местного народа, встретившего гостя с большим радушием. Впоследствии Мэдок возвращается на родину и предпринимает новые путешествия по морю в поисках приключений. Некоторое время спустя предводительствуемые Юхидтитоном ацтеки устремляются на поиски своей родины — Ацтлана. Став могучим наро­дом, они основывают мексиканскую империю, назвав себя мексиканца­ми в честь своего тотемного бога-покровителя Мекситли. С их расселе­нием связана новая серия приключений Мэдока. Саути подробно и исторически достоверно описывает обычаи ацтеков.

«Три вещи следует избегать в поэзии: фри­вольности, ограниченности и напыщенности. Три вещи превосход­ны в поэзии: простота языка, ясность предмета, прозрачность наме­рения. Три чистейших качества поэзии: подлинная правда, чистый язык, ясная манера. Три вещи необходимы поэзии: эрудиция, одухот­воренность, естественность». «Мэдок» написан белым стихом, кото­рый прекрасно передан на русском языке Пушкиным, в 1805 г. пере­ложившим двадцать пять начальных стихов поэмы:

Сам Медок погружен в воспоминанья

То в горестных предчувствиях и страхе.

Звучит меж вервий, и корабль надежный

Бежит, шумя, меж волн. Садится солнце.

«попытке при­низить честь Америки и репутацию Колумба», предлагая образ некоего Уэльского принца Мэдока как первооткрывателя «Нового Мира».

«Проклятие Кехамы», основанную на индуистских мотивах. Изучая доступный ему этнографический материал, Саути познакомился с такими произве­дениями индийской религиозно-философской мысли, как «Бхагават-гита» и «Махабхарата», «Рамаяна» и «Законы Ману». Автор неодно­кратно подчеркивал, что сюжет поэмы характерен для индийской литературы: «Это подлинная история; во всех своих частях она после­довательно проводит те религиозные верования, на основе которых она построена. Кому-то это предание может показаться совершенно невероятным, но оно исключительно достоверно, если сравнить его с гениальными творениями индийской мифологии». Однако следует отметить, что Саути воспринял индуистские верования главным об­разом в их внешних, сюжетно-образных аспектах, благодаря чему в поэме был воссоздан целый пантеон богов индуизма.

Каждая из двадцати четырех глав поэмы имеет название, соответ­ствующее либо драматической ситуации в развитии действия поэмы («Похороны», «Восстание», «Прощание»), либо месту происходящих событий («Гора Меру», «Город Бали», «Гора Галасей»), что соответ­ствует эпико-драматической жанровой форме произведения. Саути предпосылает поэме список главных действующих лиц, как в пьесе. Это персонифицированные герои брахмианской триады — Брахма, Вишну и Шива, далее Индра — бог веществ (элементов), Сверга — властитель рая, Ямен — властитель ада, судия усопших и др.

В основу сюжета поэмы легло индуистское верование, в соответ­ствии с которым покаяние и жертвоприношение обладают реальной силой, независимо от характера и побуждений совершающего их че­ловека. Этим объясняется, почему даже худшие из людей возносились на вершины власти, угрожая самим богам и делая необходимой новую аватару бога-спасителя Вишну. Саути воспринял молитвы, покаяния и жертвоприношения индусов в привычном европейском смысле, не увидев разницы между христианской молитвой и медитативно-аске­тическими методами, ведущими к накоплению духовной энергии, в индуистской традиции. Для него путь обретения власти над миром богов посредством ритуалов казался простым, а индуистская религи­озная традиция — безразличной к понятиям добра и зла. Именно по­этому и стало возможным возвышение такого героя, как честолюби­вый и деспотичный раджа Кехама.

В поэме Саути стремился «компенсировать» «недостатки» индуист­ского мировидения, дополнив мифологический сюжет «возвышенным моральным уроком», смысл которого становится очевидным уже по названию поэмы и эпиграфу к ней. Бедный крестьянин Ладурлад, за­щищая дочь Калиал, убивает сына Кехамы, Арвалана, за что раджа обрушивает на его голову чудовищное проклятие: Ладурладу суждено вечно терзаться невыносимой болью, сжигающей его сердце и мозг, и никто и ничто не смогут принести ему смерть, которая одна могла бы стать для него облегчением:

Пока Кехама царит,

В сердце твоем будет пылать огонь,

И это Проклятие будет лежать на тебе

Вечно.

«Проклятия подобны цыплятам: они всегда возвращаются в родной курятник», — раскрывается второй смысл названия поэмы, ибо проклятие Кехамы обращается на него самого, таким образом, злодеяние не остается безнаказанным, и каждому воздается по заслугам. Однако для того чтобы добро восторжествовало, требуется вмешательство высших сил. Кульминационной сценой по­эмы оказывается явление Шивы. Верховный бог, воплощающий в поэме принцип справедливости и добра, изображен иначе, чем это принято в индийском искусстве: он появляется как яркий сноп света, о сравнению с которым «само Солнце показалось бы темным пятнышком». Показательно, что наказание грешника происходит не на небесах, а на земле. Шива подносит Ладурладу чашу Амриты, дарующую вечную жизнь, но не для того, чтобы властвовать, а для того, что­бы вечно нести тяжкое наказание. В таком решении проблемы нака­зания сказывается влияние ветхозаветного принципа «око за око». Несмотря на постигшее преступника возмездие, поэма настраивает на пессимистический лад: на земле зло остается непобедимым.

Поэма «Родерик, последний из готов: трагическая поэма» (1809-1814) посвящена Чарльзу Бедфорду в память о долгой и преданной дружбе. Красноречив предпосланный к поэме эпиграф из Вордсворта: «Подобно Луне, восходящей в закатных лучах Солнца, восходит сила в чистой душе человека; так и Справедливость набирает мощь и прославляет себя: так зажигается спокойный, прекрасный и мол­чаливый пламень...». В предисловии, написанном к изданию 1838 г., Саути отмечает, что поэма была задумана в Кесвике 2 декабря 1809 г. и завершена там же 14 июля 1814 г. Поводом к написанию предисло­вия послужило недовольство Саути двумя прозаическими перевода­ми «Родерика» на французский язык (1820 и 1821 г.). Поэма Саути получила прекрасную рецензию в «Эдинбургском обозрении», назвавшем ее «блестящей эпической поэмой века». Сюжет поэмы связан с историей королевства вестготов накануне его падения. Све­дения об этом королевстве крайне скупы, однако известно, что при­чиной его падения послужила междоусобная вражда семейств Чин-Дасуинто и Вамба. Вновь Саути обращается к теме искупления: в ключе представлений о сущности христианского покаяния и сми­рения Родерик заслуживает прощение за свою вину перед вассалами ценой отречения от короны. Подобно «Жанне д'Арк» и «Медоку», поэма написана белым стихом.

­их произведениях на крупнейшие события своего времени. Таковы «Триумфальная песнь» и «Ода уходящему году», посвященные осмыс­лению и прославлению 1814 г. как конца тиранической эпохи Наполе­она, свергнутого героическими усилиями русского народа и антина­полеоновской коалиции европейских стран. «Ода» славит Бога, Человечество и Англию, на протяжении двух десятилетий, с самого начала прихода Наполеона к власти еще в роли консула, оказывавшую ему сопротивление. В связи с антинаполеоновскими войнами в твор­честве Саути возникла и тема героизма русского народа в период Оте­чественной войны 1812 г. Так, в 1813 г. была написана сатирическая песня «Марш на Москву», в которой Саути остроумно и насмешливо противопоставляет контрастные состояния французской армии в на­чале («летняя экскурсия в Москву» «четырех тысяч мужчин») и в кон­це кампании, когда она была наголо разбита русскими воинами («Слишком холодно было ему на дороге, / Слишком жарко в Москве»). В стихотворении насмешливым рефреном постоянно звучат француз­ские бранные слова: «Morbleu!», «Parbleu!», а также «Что за прелестная экскурсия в Москву!». Саути с восторгом и почтением приводит боевой список имен прославленных русских полководцев, оригинально истол­ковывая семантику их фамилий, подбирая английский глагольный ана­лог к корню каждой фамилии. К сожалению, этот отрывок поэмы пред­ставляет собой практически непереводимую игру слов:

And Platoff he play'd them off,

And Markoff he mark'd them off,

And Krosnoff he cross'd them off,

«Оде, написан­ной во время переговоров с Буонапартом в январе 1814 г.». Завершение данной темы можно найти в поэме «Паломничество поэта в Ватерлоо». Во введении к поэме, объясняя задачу и композицию этого произведе­ния, Саути подчеркивает свою приверженность принципам «естествен­ной религии и нравственного закона» христианского философа, для которого конец империи Наполеона означает «крах материалистичес­кой философии — направляющей силы французских политиков — от Мирабо до Буонапарта». Слова Саути во славу освободительной мис­сии Англии наполнены пафосом политической пропаганды, характер­ной для трибуна официальных властей.

Воспрепятствовав установле­нию военной тирании Наполеона в Европе, Британия «осуществила лучшие надежды человечества» и защитила «цивилизованный мир» от всеобщего «озверения и деградации». Поэма состоит из двух частей, первая из которых называется «Путешествие» и описывает место сра­жения в четырех подразделах («Фландрия», «Брюссель», «После боя» и «Сцены войны»). Вторая часть, также состоящая из четырех подразделов(«Башня», «Злой пророк», «Священная гора» и «Надежды челове­ка»), является аллегорическим повествованием и названа поэтом «Ви­дение». Саути избирает шестистрочную строфу со схемой рифм ababcc, характерную для мелодического стиха Э. Спенсера, имя которого упо­минается во введении, подчеркивая свое стремление к образцовому ис­кусству своего любимого поэта — великого елизаветинца:

Освободи мой дух, как горный ветер,

Что творит мою симфонию

Не цветистую песнь триумфа вознеси,

Но воспой в бесценных строках

Славу моей страны.

­нии и деспотизма, сохранял верность идеалам справедливости и человеч­ности, призывая английское правительство обратить силу в акт гуманиз­ма по отношению к Америке, провозгласившей независимость от британской метрополии. Саути проявлял поразительный провидческий дар, убеждая власти в том, что со временем колонии непременно обретут независимость по причине исторической обреченности всех империй.

­ружения существенных пороков в политике, экономике или культур­ном развитии современной Англии, обращая к официальным властям все более неистовые панегирики. К числу несомненно одиозных про­изведений подобного толка относится поэма «Видение Суда» (1821), восхваляющая «георгианскую эпоху» как вершину в развитии славной истории государства. В каждой из озаглавленных частей ал­легорической поэмы-панегирика предстает ансамблевый портрет ве­ликих мужей Англии в исторической перспективе — от периода ос­нования королевства до современности. Так, в 8-й строфе «Государи» назван король Альфред, а в 9-й строфе «Патриархи славы» «отец» на­циональной литературы Джеффри Чосер — в одном ряду с Ньюто­ном и Беркли. Выдающиеся современники поэта перечислены в 10-й строфе. Отворяются врата небесной славы и взору поэта являются выдающиеся художники, поэты, философы, политики. Это Джошуа Рейнолдс, «с которого берет начало школа искусств, равная по блеску итальянской», живописец Хогарт, судья Мэнсфилд, Эдмунд Берк, поэт Уильям Каупер, адмирал Нельсон. Поэтическим достоинством поэмы, привлекшим внимание литературных критиков, является оригинальное освоение античного гекзаметра, предложенное Саути. В преди­словии к поэме Саути объясняет свою концепцию английского гекзаметра, исходя из принципа согласования формы и содержания эпического произведения, а также особенностей английского язы­ка. Он предлагает «имитацию античного гекзаметра» с небольшими отступлениями: из шести стоп каждой строки последовательность по­здних двух неизменна — сначала дактиль, а затем трохей, в первых же четырех возможна свободная последовательность дактилических и трохеических стоп на вкус автора. Дактилю идеально соответствует фамилия Веллингтона: первый слог долгий, второй и третий — крат­кие. А трохею соответствует фамилия Нельсон (первый слог — дол­гий, второй — краткий). Поскольку для английского языка многослож­ные слова не столь характерны, как для немецкого, то затруднительно применять постоянную цезуру без потери плавности стиха. Саути не считает, что гекзаметр лучше наиболее органичного для английской эпической и драматургической традиции белого стиха (10-сложного ямбического или разностопного от 13 до 17 слогов), которому он от­дал дань в своих поэмах, но видит в подобном эксперименте способ обогащения языка английской поэзии, тем более что он подкреплен именами Ф. Сидни и О. Голдсмита.

Поэма явилась поводом для справедливых резких обвинений Бай­рона в адрес Саути, высказанных на страницах своего романа «Дон Жуан». Саути сам спровоцировал гнев Байрона, когда, не называя имен Байрона и Шелли, в предисловии к «Видению Суда» отзывался о них как о «сатанинской школе» в современной английской поэзии. По­зволив себе откровенно назидательный, насмешливый, не допускаю­щий возражений тон речи, изобильно используя такие слова, как «стыдно», «нельзя», «не должно быть», Саути осуждает культ вообра­жаемых болезненных страстей, гордыни и амбиций поэтов назван­ной школы, видя в них «угрозу моральному состоянию общества», «источник морального и политического зла» и «яд для литературы». Моралист в данном случае затмил поэта.

Многое в творчестве Саути было обусловлено служебными обязан­ностями официального поэта страны. Значительное число од посвя­щено королю Георгу IV, принцам и принцессам и написано по торже­ственным («Ода, написанная после визита короля в Шотландию», 1822) или печальным поводам («Ода на смерть принцессы Шарлотты», 1818). Принцессе Шарлотте Саути также посвятил и своеобразную дилогию: произведения на жизнь и на смерть ее королевского высочества. Это трехчастная «Песнь лауреата» и «Похоронная песнь». Среди почетных героев поэтических адресов Саути наряду с другими правителями стран — победительниц Наполеона — русский царь Александр I («Ода его императорскому величеству Александру Первому, императору всея Руси»). Саути восхищается могуществом и красотой русских городов — Москвы и гордого Петербурга, украшенного классической архитектурой:

Возведены бронзовые памятники;

По мере того, как огромная колонна возвышается над

Данный фрагмент позволяет обратить внимание на удивительное пространственное мышление английского поэта. В двух строчках он сумел передать ощущение панорамного обзора архитектурных шедев­ров «Северной Пальмиры» в процессе воображаемого восхождения на вершину Александрийского столпа.

Среди од, посвященных раздумьям о судьбе родины, привлекает особое внимание своим волнующим пафосом, молитвенной искрен­ностью и красотой одическая дилогия «Глас вопиющего» (1819-1820). В первой восьмичастной оде поэт взывает к Британии, чья всемирная слава обязывает ее быть защитницей свободы и справедливости, и обращается к Богу с молитвой об очищении от грехов и пороков, ка­ких предостаточно в его родной стране: «Спаси нас, о Господи! Спаси нас от самих себя!». Вторая ода состоит из 16 частей и написана в жан­ре видения, который позволяет автору нарисовать картину родной земли с «горней» высоты, из обители ангелов и творца. Мириады ог­ней в городе предстают перед взором поэта звездами на дне озера, а их шепот похож на голос морских волн, разбивающихся о скали­стый берег. Слова, которые с трепетом выслушивает поэт, звучат как горестная инвектива в адрес людей и заставляют вспомнить торже­ственный и грозный слог библейских пророков:

Они имеют сердца, не желают чувствовать!

Горе народу, который закрывает глаза!

Поэт молит Творца о прощении и об указании пути к искуплению людских пороков. Ода завершается обращением поэта ко всем наро­дам земного шара с призывом к объединению. Торжественный слог, величавый ритм сменяющих друг друга многосложных и коротких строк в строфах, рисующих видение поэту ангела и небесного мира, сменяются в финале дробными краткосложными строчками, переда­ющими состояние поэта, возвратившегося к яви и обретшего мир и покой в душе. Усмирился ветер, рассеялись облака, сквозь голубое небо проник серебристый лунный свет, что заставило убедиться поэта в том, что голос ангела был услышан:

Что голос Ангела был услышан.

В житийной традиции, обогащенной элементами миракля, напи­сана религиозно-мистическая поэма «Все для любви, или Грешник спасется» (1829), посвященная поэтессе Каролине Боулз, ставшей вто­рой женой Саути в 1837 г. (первая супруга поэта скончалась в 1836 г.). Сюжет опирается на историю из жизни святого Василия, в латин­ской версии написанную кардиналом Урсусом в IX в. Саути исполь­зовал четырехударный стих английской баллады, напоминающий ритмичный и емкий ритм строф «Старого Морехода» Колриджа. В финале поэмы герой озарен светом истины и дважды слышит не­бесный голос:

Когда видение исчезло,

Я слышал его дважды;

Ни звука человеческого рядом.

­шая биография «Жизнеописание адмирала Нельсона» (1813), давшая толчок к замыслу монументальных «Жизнеописаний английских ад­миралов», «Жизнь Уэсли» (1820) и некоторые другие.

Какими бы ортодоксальными ни были политические или религи­озные воззрения Саути, он всегда старался быть искренним и чест­ным в своих убеждениях, полезным своей родине, преданным лите­ратурному творчеству поэтом и человеком. Саути сыграл важную роль в истории английского романтизма прежде всего как поэт, первым обратившийся к изображению инокультурных миров, первым попы­тавшийся выразить новое романтическое отношение к Востоку, стре­мясь представить его не посредством отдельных экзотических реалий, а как цельные жизненные и культурные миры, самодостаточные и чуждые европейской культуре.

целостного изображения мира национальной культуры другого народа была вскоре блестяще реше­на в исторических романах Вальтера Скотта.