Сидорченко Л. В.: Джордж Элиот.

Сидорченко Л. В.

ДЖОРДЖ ЭЛИОТ

СпбГУ, 2004.)

Мэри Энн Ивенс (таково настоящее имя Джордж Элиот (George Eliot, 1819-1880)), появилась на свет в глубокой провинции, на ферме Арбери, графство Уорвик, в семье управляющего крупным поместьем. Атмосфера, в которой она росла, предопределила впоследствии обращение писательницы к теме жизни сельской, провинциальной Англии. Вместе с сестрой Кристианой она училась в школе, сперва в маленьком городке Нанитоне, затем - в Ковентри, однако в 1836 г., после смерти матери, девочкам пришлось вернуться домой, а год спустя, когда Кристиана вышла замуж, Мэри Энн пришлось взвалить на свои хрупкие плечи ответственность за ведение домашнего хозяйства. Мэри оказалась самой преданной из детей семейства, оставшись вдвоем с отцом после того, как в 1841 г. зажил своим домом ее брат Айзек.

Поглощенная хозяйственными заботами, она все же находила время для продолжения образования - брала уроки итальянского и немецкого, много читала, в том числе и высоконравственные трактаты евангелических проповедников, пользовавшихся большим уважением в ее религиозной семье. Однако к 1841 г. она начала испытывать разочарование в учении евангелической церкви, а знакомство с семейством Брэй, состоявшееся в Ковентри, позволило девушке влиться в круги унитарианцев. Чарлз Брэй, оказавший сильнейшее влияние на духовное развитие Элиот, как и его жена и сестра, ставшие ее подругами, отличались свободомыслием, придерживались радикальных взглядов, выступали сторонниками расширения избирательного права, введения всестороннего образования, отстаивали право рабочих на создание профессиональных союзов, ратовали за гуманное обращение с душевнобольными, а также занимались практической филантропической деятельностью. На некоторое время Элиот с головой погрузилась в изучение философских идей Брэя, изложенных им в трактате "Философия необходимости". По Брэю, сознание человека, как и явления материального мира, управляется незыблемыми и неизменными законами. Свои рассуждения Брэй иллюстрировал фактами из области популярной в те годы псевдонауки френологии, адепты которой пытались объяснить психические особенности личности анатомическими особенностями строения черепа. По зрелом размышлении Элиот отвергла эту теорию, но сам факт знакомства с ней стимулировал расширение ее кругозора.

с Чарлзом Хеннеллом, автором трактата "Изыскания относительно происхождения христианства" (1838), исполненного скепсиса по отношению к достоверности описанных в Священном Писании чудес и интерпретировавшего жизнь Христа исключительно с позиций историзма. Идеи Хеннелла окончательно подорвали религиозные убеждения, в которых воспитывалась Мэри Энн, и в январе 1842 г. она категорически отказалась посещать церковь. Вызвав родительский гнев своим бунтарским поступком, Элиот обратилась к отцу с письмом, где назвала Священное Писание "рассказами, в которых правда сочетается с вымыслом". Под нажимом родных в мае 1842 г. ей все же пришлось возобновить посещение церковных служб, но теперь она относилась к этому как к формальной обязанности, налагаемой на нее обществом, однако от своих новых взглядов она не отказалась и навсегда вырвалась из-под духовного гнета пуританской среды.

Впоследствии писательница пришла к категорическому отрицанию существования потустороннего мира, трактуя веру в него как проявление эгоизма, побуждающего личность и общество в целом искать вознаграждение за добрые дела. Однако отказ от традиционных религиозных представлений сочетался у Элиот со стремлением рассматривать христианство в качестве основы гуманизма.

"духовного раскрепощения" своей молодой приятельницы. Отдавая дань ее незаурядным способностям, они помогли Мэри Энн получить первую в ее жизни литературную работу - перевод с немецкого книги Д. Ф. Штраусса "Жизнь Иисуса", еще более решительно ставившей под сомнение справедливость евангельских истин, чем работа Хеннелла. Работа над переводом этого трехтомного сочинения заняла около двух лет и была опубликована Джоном Чэпменом в июне 1846 г. Трактат Штраусса разрабатывал идеи рационалистической философии XVIII в., что во многом объясняет и выбор следующей книги для перевода, сделанный Мэри Энн, — ее привлек латинский «Теолого-политический трактат» (1670) Спинозы, предвосхитивший рационализм эпохи Просвещения и содержащий в себе критику религиозных суеверий. Подобные фак­ты биографии позволяют утверждать, что молодая женщина из про­винции занялась серьезным постижением философии.

В 1849 г. смерть отца освободила Мэри Энн от уз дочернего долга. Желая облегчить ее страдания, Брэи настояли на ее поездке за грани­цу, и будущая писательница пять месяцев провела в Женеве, где познакомилась с художником Ф. д'Альбер-Дюрадом, который впослед­ствии перевел на французский некоторые ее романы. По возвраще­нии в Англию Мэри Энн обосновалась в Лондоне, легко и естественно влившись в кружок радикально настроенных литераторов, группировавшийся вокруг издателя Джона Чэпмена.

«Вестминстерское обозрение», основанного в 1824 г. И. Бентамом и Дж. Миллем как орган политических радикалов и философов-материалистов. За три десяти­летия слава издания померкла, и возрождению его былого авторитета в немалой степени способствовала именно Мэри Энн, именовавшая­ся теперь Мэриэн Ивенс. Она стала верной помощницей Чэпмена и, без преувеличений, душой журнала. При этом работала она исключи­тельно на добровольных началах. За три года редакторской деятель­ности она познакомилась со многими выдающимися философами и литераторами, в том числе с Джоном Стюартом Миллем, Гарриет Мартино, Гербертом Спенсером, Томасом Хаксли. В дальнейшем круг ее знакомств включал в себя также Ч. Диккенса, Р. Браунинга, Э. Троллопа, Г. Джеймса, И. С. Тургенева и многих других выдающих­ся писателей. Обращает на себя внимание высокая оценка, которую она дала творчеству Тургенева, «величайшего современного романи­ста», — никто из собратьев по перу не вызывал в ней такой дружеской симпатии, вероятно, выросшей из общих для них любви к сельской жизни и интереса к внутреннему миру человека.

Огромный интерес к философии, равно как и безответная любовь к закоренелому старому холостяку Спенсеру сделали Ивенс верной сторонницей позитивной философии. В системе Спенсера ее более всего привлекало положение об эволюции, протекающей как в при­роде, так и в обществе. Она разделяла спенсеровское представление о естественном и эволюционном характере формирования общества как биологического организма, протекающем под воздействием внешней среды, и концепцию сбалансированной классовой структуры обще­ства, полагая, что любые попытки нарушить существующее в нем рав­новесие неизбежно приведут к возникновению анархии и регрессу.

Через Спенсера будущая великая романистка познакомилась с его талантливым учеником Льюисом, автором популярной истории философии, полиглотом и тонким ценителем литературы. К моменту знакомства с Мэриэн Льюис проживал отдельно от жены, с которой у него сложились весьма своеобразные отношения. В молодые годы оба преклонялись перед идеалом шеллианской свободной любви и отри­цали брачные отношения без взаимной склонности супругов. Льюис спокойно пережил охлаждение жены и даже признал себя отцом ее внебрачного ребенка. Именно это имело для Льюиса самые роковые последствия: полюбив Мэриэн, он не мог рассчитывать на то, что бри­танские судьи допустят его развод с той, чье прелюбодеяние он по­крыл, признав ее сына своим. Любовь к Льюису побудила Мэриэн вто­рой раз бросить вызов общественной морали: не смущаясь мнением общества, она открыто вступила в гражданский брак со своим избран­ником. У них не было детей, однако писательница с удовольствием занималась воспитанием детей Льюиса от первого брака, а затем и их потомством. Счастливая совместная жизнь оборвалась со смертью Льюиса в 1878 г., а за семь с половиной месяцев до собственной кон­чины Мэриэн вышла замуж за друга семьи банкира Дж. У. Кросса.

­лись она и ее избранник. Хотя Мэриэн в целом равнодушно отнеслась к гибели своей репутации в глазах правоверных викторианцев, шоки­рованных ее отношениями с Льюисом, разрыв с гневно осуждавши­ми ее родными оказался весьма болезненным, и шесть лет спустя эхо этих переживаний найдет отражение в сложном психологическом рисунке отношений Мэгги и Тома в романе «Мельница на Флоссе».

«религии любви» Фейербаха, в одном из краеугольных ее положений о том, что любовь сама по себе накладывает на влюбленных определен­ные обязательства, которые не нуждаются в дополнительном подкреп­лении в виде религиозных или гражданских обрядов. Именно в 1853 г. она работала над переводом «Сущности христианства» Фейербаха, единственным трудом, опубликованным ею под своим настоящим именем. Увлечение учением немецкого философа побудило Мэриэн в 1854 г. с энтузиазмом принять предложение Льюиса совершить по­ездку в Веймар и Берлин, где она помогала ему собирать материалы для задуманного им романа о Гёте. Вероятно, чету влекло в Германию и в силу царящей в ней обстановки большей терпимости: ведь имен­но в Веймаре Гёте прожил несколько лет в гражданском браке с Кристианой Вульпиус. Учитывая особый интерес, который Мэриэн испытывала к «фактически» супружеским отношениям, как она охарактеризовала их в письме к Брэю, установившимся между ее новым знакомым композитором и пианистом-виртуозом Ф. Листом и его возлюбленной, становится очевидным желание Мэриэн оправдать свое поведение не только философскими абстракциями, но и жизненной практикой великих людей. Отголоски этих переживаний слышны во многих произведениях писательницы, которая лучше других англий­ских авторов XIX в. умела изобразить неистовую ярость, с которой общество обрушивается на тех, кто осмеливается нарушить неписа­ный моральный кодекс.

Возвращение в Лондон в 1855 г. было для нее тяжелым. Многие прежние знакомые избегали грешную чету. Чтобы не страдать от последствий общественного остракизма, Мэриэн с головой уходит в работу и закрепляет за собой заслуженную славу талантливого публи­циста, философа-популяризатора, а также проницательного музыкаль­ного и литературного критика. Очерки, опубликованные писательни­цей в 1850-е гг., позволяют судить о ее литературных вкусах. Ей претила романтическая приподнятость произведений Байрона и Диккенса, которых она склонна была обвинять в пристрастии к абстрактно-метафизическому осмыслению мира и утопических воззрениях. На­против, лишенные экзальтации, ироничные произведения Дж. Остин и У. М. Теккерея вызывали ее восхищение, она открыто противопо­ставляла любимых ею кропотливых бытописателей школе «сенсаци­онного» романа. Многие факты свидетельствуют о глубокой начитан­ности и литературоведческой чуткости писательницы. Например, она первой сопоставила «Историю Генри Эсмонда» Теккерея с повестью Жорж Санд «Франсуа-найденыш», подчеркнув их сюжетное сходство и несомненное превосходство английского романиста в тонкости изоб­ражения похожей психологической коллизии.

Переводческая деятельность и эссеистика стали необходимым этапом, предварившим рождение писательницы Джорж Элиот. Подоб­но своим знаменитым предшественницам Жорж Санд и сестрам Бронте, она полагала, что мужской псевдоним облегчит ей вхождение в мир художественной литературы. Фамилия выбрана была простая, имя — в честь Дж. Льюиса.

Элиот состоялась как автор художественных произведений в тот период, когда западноевропейский реалистический роман уже впитал в себя идеи позитивной философии. Для Элиот как для последовательницы Спенсера «научный» подход к изображению жизни казался единственно возможным. Писательница была неизменно точна в вос­произведении деталей, что позволяло ей с максимальной точностью представить читателям своих героев, показать мотивы их поведения, характер отношений с окружающей средой. Элиот тяготела к натуралистическим тенденциям, изображая своих персонажей обусловлен­ными не только социальными, но и биологическими факторами, та­кими как наследственность. В отличие от представителей школы «сенсационного» романа она не стремилась придать увлекательность сюжетам произведений. В соответствии с позитивистской эстетикой драматичность и фабульность отходят в ее романах на второй план, в то время как главный интерес сосредоточивается на характерах пер­сонажей, углубленном исследовании их внутреннего мира. Ее ведущи­ми эстетическими принципами стали максимальная точность в опи­саниях и всесторонний охват повседневной жизни во всех, в том числе и самых простых, ее проявлениях. Отсюда и термин «обыденный (или «домашний») реализм», которым описывается творческий метод пи­сательницы.

«Сцены из жизни духовенства» (1858), романы «Адам Бид» (1859), «Мельница на Флоссе» (1860) и «Сайлас Марнер» (1861). Эти произведения могут быть объединены по региональному принципу как посвященные жиз­ни сельской центральной Англии. Бытописательство в этой серии про­изведений дополняется стремлением автора преподать читателю нрав­ственный урок.

Писательский дебют Элиот был довольно скромным. Как художественное произведение «Сцены из жизни духовенства» значительно уступают последующим романам писательницы. Ее повествователь­ная манера еще оставляет желать лучшего, и художественная сторона этих сочинений существенно пострадала от склонности начинающе­го автора к мелодраматическим эффектам, особенно проявившейся в «Любовной истории господина Джилфила» и «Покаянии Джанет». Наиболее зрелой является открывающая сборник повесть «Печальная история преподобного Амоса Бартона». Обращение к истории священ­нослужителя несколько неожиданно для писательницы, разочарован­ной в официальной религии, однако Элиот показывает героя обык­новенным, земным человеком, что вполне отвечает ее отрицанию особой роли церкви как посредницы в отношениях между Богом и людьми. Большая часть повести посвящена скрупулезным бытовым зарисовкам и характеристике жизни захолустной деревушки Шеппертон, в которых переплетаются и ностальгические, и лукавые, иронич­ные тональности. Деревенский священник и другие персонажи пове­сти — персонажи нарочито заурядные, и именно в этой этапной своей работе Элиот демонстрирует приверженность концепции Вордсворта, стремясь, как и он, показать поэзию обыденного. Таким образом, ее эстетические искания изначально развивались в полемике с нарож­дающейся школой «сенсационного» романа.

По свидетельству Элиот, в основу «Адама Бида» легла история, услышанная ею в юности от тетушки Смит. Эта добропорядочная и пламенная методистка поведала ей о своем посещении смертницы — приговоренной к повешению за убийство собственного ребенка деревенской девицы, которая перед смертью отказалась от покаяния. Те­тушка Смит пробыла с грешницей всю ночь перед казнью, молясь за спасение заблудшей души, и под утро преступница все же облегчила душу раскаянием и признанием в детоубийстве. Нет сомнений, что этот эпизод вызвал к жизни историю Хетти Соррел, а образ методист­ской проповедницы Дины имел реальный прототип, хотя любимая писательницей сцена в тюрьме написана и под влиянием романа Скот­та «Эдинбургская темница», героиня которого Дженни Дине прони­кает в камеру к своей подозреваемой в убийстве ребенка сестре Эффи. Если черты родственницы воплотились в образе Дины, то в характере Адама Бида нашли отражение черты отца писательницы.

Действие романа начинается в 1799 г. и разворачивается в крохотной деревушке Хейслоуп. Герои романа тесно связаны между собой узами родства (семья Бидов, Донниторны, Пойзеры и их племянница Хетти) и близости, характерной для патриархального уклада жизни. Деревенский строитель и плотник Джонатан Бэрдж по-отечески от­носится к работающему у него Адаму, видя в трудолюбивом и серьезном юноше подходящего жениха для дочери, сам Адам находится на дружеской ноге с армейским капитаном Артуром Донниторном, который, в свою очередь, запросто бывает у Пойзеров, арендующих ферму у его деда, местного сквайра. Казалось бы, узкий круг действующих лиц должен был придать роману камерный характер, однако мирок Хейслоупа не живет изолированной жизнью, и Элиот показывает, что и он подвержен влиянию большой политики. Деревенские события напрямую и косвенно связаны с антинаполеоновскими войнами. От складывающихся в связи с войной цен на зерно зависит благосостоя­ние Пойзеров и других фермеров; Адам медлит с устройством семей­ной жизни, потому что нужны деньги, чтобы откупить его брата Сета от службы в армии. Наконец, Артур отправляется со своим полком в Ирландию. Дыхание истории ощутимо, но Элиот рассматривает ее лишь как объективный фактор, не вдаваясь в характеристику проте­кающих в мире процессов.

а не для семейной жизни. Адам столь положи­телен, что не только его работодатель видит в нем будущего зятя, но и Пойзеры стремятся устроить его брак с Хетти, в которую молодой че­ловек влюблен. Однако в конце концов Адам женится на Дине. Хетти, со своей стороны, пренебрегает любовью Адама, связывая свои надежды с элегантным и богатым Артуром Донниторном. Искусство Элиот проявляется в том, как она по-позитивистски объективно объясняет поведение героев. Центральный любовный конфликт романа связан с соперничеством, разгорающимся из-за Хетти между Адамом и Арту­ром. Нравственная любовь плотника не встречает взаимности, в то время как волокитство Артура, решившего развлечься с хорошенькой поселянкой, возбуждает в душе девушки тщеславные мечты, толкаю­щие ее в объятия легкомысленного капитана. Ответственность и ду­шевное благородство Адама выгодно оттеняются набором невысоких моральных качеств капитана Донниторна. Духовное превосходство Адама Вида подчеркивается Элиот и исходом поединка, в котором вступившийся за честь Хетти деревенский плотник одерживает верх над внуком владельца поместья.

­монии.

Финал романа — облегчение участи Хетти в последнюю минуту, исправление очищенного страданиями Артура и, наконец, брак Ада­ма и Дины — кажется несколько искусственным в силу излишнего оп­тимизма, но вполне объясним с точки зрения заложенного в нем мо­рального урока. Любимые герои Элиот ведут сложную, порой тяжелую жизнь; однако от этого их чувства не притупляются, и во всех испыта­ниях они сохраняют нравственный стержень и чистоту помыслов.

«Адама Бида» по праву считают одним из лучших пасторальных романов в английской литературе. Описывая сельскую Англию, Эли­от не впадает в слащавую патетику, но рассказывает о ней честно, правдиво, со знанием дела и пониманием, продолжая вордсвортовскую традицию воспевания быта английской деревни.

«Адаме Биде», характерно стремление последовательно изложить и подробно объяснить читателям события, показать, чем хороши одни герои и в чем заблуждаются другие. Подобный подход неизбежно повышает роль авторских комментариев, распространенного художественного приема, к которому прибегали английские реалисты XVIII-XIX вв. от Филдинга до Теккерея. Между тем комментарии Элиот отличаются исключительной назидательностью, благодаря которой изложение авторской точки зрения превращается в подобие адресованной чита­телям лекции. В данном романе писательница в равной мере стремится поведать историю Адама Вида и выразить собственные идеи. В этом плане показательна, например, глава 1 второй части романа, «в кото­рой в развитии событий наступает небольшая пауза». Крайне важной для понимания эстетических идей Элиот является и глава 17 второй части, представляющая собой их программное изложение.

Писательница восстает против произвола в изображении жизни, который несовместим с задачами реалистического искусства. Подлинный реалист обязан представлять читателю результаты своих наблю­дений, «отражать жизнь такой, как она запечатлелась в его сознании». Элиот понимает, что зеркально точное отражение реальности в худо­жественном произведении невозможно, поскольку преломляющая лучи работа творческого сознания неизбежно придает результату субъективную окраску, однако именно точность является важнейшим эстетическим критерием. Вступая в полемику с крупнейшими совре­менными писателями-реалистами Диккенсом и Теккереем, Элиот утверждала, что для достижения желаемого результата художник-реа­лист должен обуздать игру воображения до полного ее подавления («Никакого преувеличения, никаких гипербол!»), стремиться к точ­ности, подобно свидетелю, дающему в суде показания под присягой. Позитивистский научный объективизм сказался и в характере фор­мулировки творческой задачи, которую ставит перед собой романист­ка: «изображать людей заурядных, подчас даже безобразных в своей обыденности, изображать, но без прикрас, то есть так, какими они являются в жизни, жизни обыденной и не расцвеченной необыкно­венными приключениями». По мысли Элиот, каждый человек дол­жен восприниматься таким, каков он есть. В качестве образца для под­ражания писательница утверждает манеру голландских живописцев, знаменитых своими «точными картинами однообразного, буднично­го существования, являющегося уделом гораздо большего числа лю­дей, чем жизнь в роскоши или в беспросветной нужде». Она призывает отказаться от крайностей и искать правду жизни в самом распростра­ненном, обыденном и потому — типическом. Подобный объективизм Элиот находился в полном соответствии с позитивистским критери­ем «научности».

«Сайлас Марнер» представляется нравственной аллегорией с незамысловатым сюжетом и легко узнаваемой христианской сим­воликой. Простой ткач, преданный другом, приходит в деревушку Рейвлоу и пятнадцать лет живет в полном одиночестве, откладывая почти все заработанные им деньги. Ему суждено лишиться золота, украденного бесчестным Данстеном Кассом, но вместо него он обре­тает истинное сокровище, подобрав девочку-найденыша (по близорукости он сперва принял золото ее волос за блеск своего золота), оказавшуюся дочерью сквайра Годфри Касса, которая делает его по-настоящему счастливым и позволяет обрести утраченную гармонию в отношениях с внешним миром. Пока Сайлас лелеял золото, его душа была мертва. Утрата денег и златовласая Эппи воскресили ее, а укра­денные деньги принесли гибель вору.

Подобно большинству реалистов XIX в., Элиот испытывала осо­бый интерес к кризисным ситуациям, из которых личность выходит преображенной. На первый взгляд, эволюция Сайласа Марнера име­ет под собой религиозные основы, и ее можно интерпретировать как своего рода аллегорию движения общественной мысли в XIX столе­тии. Сперва Сайлас предстает перед нами как глубоко религиозный человек, пунктуально посещающий церковные богослужения. Одна­ко ложное обвинение в воровстве приводит к изгнанию героя из об­щины. Озлобленный на весь мир, он превращается в бездушного скря­гу и возрождается духовно лишь благодаря Эппи. К концу повести герой обретает симпатию и дружбу соседей, примиряется с Богом и вновь начинает посещать церковь. Его путь — это аллегорическое изображение пути викторианского интеллектуала — от веры к пол­ному разочарованию, а затем и к новой вере, от одних иллюзий к дру­гим. Для Элиот вера в Бога важна как внутреннее свойство человека. Наше представление о Боге — лишь отражение состояния нашего внутреннего мира. Вера и ее характер интерпретируются писательни­цей как симптом здоровья или нездоровья сознания личности. Таким образом, когда отвергнутый прихожанами Марнер опускается до бо­гохульства, это свидетельствует о его внутреннем состоянии: в резуль­тате постигшего его глубочайшего разочарования он способен верить лишь в злого Бога. Герой утрачивает не веру вообще, но прежнее ми­роощущение, а после духовного возрождения, обретя душевное здо­ровье, обретает и новое восприятие мира, вновь приходит к вере в Бога, вновь посещает церковь в воскресные дни. Однако его новая вера — это принятие характерного для данного социума видения мира, символ слияния героя с природой, окружением, воцарившейся в его душе внутренней гармонии. В этом процессе Элиот интересует преж­де всего психологический аспект.

«естественным проявлением сверхъестественного». Рассуждая в романе о путях, которые ведут человека к приемлемому восприятию мира, Элиот показывает, что вера — результат личного опыта, к которому каждый приходит своей дорогой.

Не меньшее место, чем истории Марнера, в романе уделено истории Годфри Касса. Этот герой также переживает мучительный пятнадцатилетний период отчуждения от мира, осуждая свои поступки и терзаясь от невозможности сообщить второй жене о существовании Эппи. В отличие от Сайласа, он не может достигнуть примирения с миром, и его отъезд из Рейвлоу в день свадьбы Эппи следует рассматривать в символическом ключе. Обе линии повествования развива­ются параллельно и дополняют друг друга. Касс отказался от благо­словения Божьего в виде дочери — и стал несчастлив, в то время как принявший Эппи Марнер счастье обрел. Каждый из героев может быть назван отцом Эппи, один —биологическим, второй — фактическим. У Годфри было две жены, Сайлас владел двумя сокровищами. Годф­ри был предан братом Данстеном, Сайлас — другом Уильямом Дейном. Годфри скрывал свою вину, Сайлас держал в себе знание о соб­ственной невиновности. Если деньги переходят от Марнера к Кассам, то Эппи попадает от них к ткачу. Оба героя не обладают сильным, волевым характером. Множественные параллели и контрастные со­поставления такого рода свидетельствуют о тщательной продуманно­сти композиции романа.

Один из лучших романов Элиот, «Мельница на Флоссе» (1860), представляет собой классический роман «характеров и среды». Если в предыдущих романах писательницы носителями зла являлись представители земельной аристократии, то в этом произведении зло пред­стает в буржуазном обличье — косная мещанская среда отторгает героиню, обрекая ее на бесконечные страдания. Обаятельная Мэгги Тэлливер не вписывается в окружение, к которому принадлежит по рождению, не может быть понята даже самыми близкими людьми. Особую боль Мэгги причиняет ее необыкновенно прочная привязан­ность к брату Тому, представляющему собой полную противополож­ность сестре. Предвосхищая открытия Золя, Элиот в значительной степени объясняет трагедию Мэгги наследственностью. Если в девушке проявились черты, характерные для родни по отцовской линии, то ее брат пошел в родственников по материнской линии, Додсонов. Судь­ба героини детерминирована влиянием наследственности и среды, а вымышленная река Флосс, на берегу которой стоит мельница отца Мэгги, предстает выразительным символом потока причин и след­ствий. Мэгги догадывается о сути главного закона жизни: судьба че­ловека предопределена, каждому суждено выполнить то, что ему по­ложено. Однако следовать долгу легко лишь при условии, что он не вступает в противоречие с собственными устремлениями человека, чего нельзя сказать о героине, постоянно проявляющей склонность к самопожертвованию.

­суща особая тонкая внутренняя организация, побуждающая ее воспринимать мир иначе, чем это делают окружающие ее люди, однако при этом воспитание, полученное героиней, не позволяет ей посту­пать в соответствии с собственными устремлениями. Внушенные ей представления о долге ломают личную жизнь Мэгги. Она отказывает­ся от своей любви к Филиппу Уэкаму, сыну заклятого врага ее семьи, из-за которого разорился мельник Тэлливер, а усвоенные ею с детства этические принципы побуждают ее отказаться от Стивена Геста, на которого все смотрят как на жениха ее кузины Люси. Характерно, что Мэгги простили бы, если бы она попросту увела чужого жениха. Ей простили бы даже часы, проведенные наедине со Стивеном, если бы она затем стала его женой. Но девушке не прощают ее благородного порыва, того, что она, скомпрометировав себя, не стала разрушитель­ницей счастья Люси. Наиболее гневные обвинения обрушивает на го­лову грешницы Том Тэлливер. И дальнейшая жизнь героини проте­кает в страстном желании примириться с отвернувшимся от нее братом. Так конкретно проявляется острая потребность Мэгги быть, наконец, понятой окружающими. Мотивы поведения девушки совер­шенно прозрачны: будучи натурой неординарной, Мэгги не претен­дует на статус героини и не способна выдержать пытку отверженно­стью. Конфликт характера и среды в романе приобретает трагический исход: не веря в возможность реального компромисса между герои­ней и обществом, Элиот обрекает Мэгги и Тома на гибель в водах Флосса, когда во время наводнения они пытаются спасти мать. Об­щая цель, опасность, которой они подвергаются, помогают брату и сестре преодолеть разделяющую их пропасть и погибнуть друзьями. Очевидно, что взаимопонимание между Мэгги и Томом возникло лишь в минуту крайнего эмоционального напряжения и едва пере­жило бы период испытания. Трагическая развязка, избранная Элиот, мелодраматична по сути, однако подчеркивает серьезность основной психологической проблемы романа.

­тили Флоренцию, вдохновило писательницу на создание ее един­ственного исторического романа «Ромола» (1863). Работе предше­ствовал глубокий экскурс в итальянскую историю XV в. — Элиот изучала многочисленные исторические труды, в частности «Историю Флоренции» Нарди, «Жизнь Савонаролы» Виллари, «Историю италь­янских республик» Сисмонди и др., знакомилась с литературой эпо­хи Возрождения, штудируя сочинения Маккиавелли и Полициано, письма Петрарки и других выдающихся представителей итальян­ского Ренессанса. «Ромоле» присущи характерные черты поэтики классического исторического романа: описываемые события исто­рически маркированы, наряду с вымышленными персонажами упо­минаются подлинные деятели истории, частные судьбы героев зави­сят от хода общественно значимых исторических событий. Однако если для Скотта реальные герои истории представляли несравненно больший интерес, чем вымышленные персонажи, то у Элиот они остаются периферийными персонажами. Это относится даже к Джироламо Савонароле (1452-1498), хотя его влияние на жизнь Флорен­ции ощущается во всех описываемых писательницей событиях. На первый план, как и в других сочинениях Элиот, выходит нравствен­ный конфликт, и супруги Ромола и Тито демонстрируют альтерна­тивные варианты поведения, которые возможны для воспитанных в духе ренессансного гуманизма представителей интеллектуальной элиты Флоренции в острейший период противостояния религиоз­ного аскета Савонаролы и изгнанного из Флоренции правителя из знаменитой династии Медичи. Известный своими красноречивыми проповедями против церковной роскоши и светской власти папы настоятель доминиканского монастыря Савонарола снискал в наро­де славу святого после того, как распродал монастырские земли и принудил монахов трудиться, чтобы зарабатывать себе на жизнь. В 1494 г. вдохновляемый им народ Флоренции выступил против ти­рании Медичи. Однако восстановление республики сопровождалось суровой культурной стагнацией, поскольку Савонарола подверг го­нениям гуманистическое искусство, посягнув на физическое унич­тожение даже таких величайших памятников литературы, как тво­рения Данте, Петрарки и Боккаччо. Для Элиот борьба Савонаролы с Медичи, закончившаяся его поражением и казнью в 1498 г. по обви­нению в еретических воззрениях, — это прежде всего противобор­ство между человеком, отрицавшим культуру Возрождения, и изве­стными покровителями искусства Медичи.

В данной ситуации перед героиней и ее мужем возникает пробле­ма выбора, которую они решают по-разному. Образ Тито воплощает идею нравственной ошибки, образ Ромолы, напротив, — правильное нравственное устремление. Тито пытается занять компромиссную позицию, сохраняя верность Медичи и принимая участие в заговоре с целью похищения Савонаролы, но в то же время пробует установить контакты с республиканцами, вызываясь способствовать выявлению приспешников Медичи. Аморализм двурушничества, продиктован­ного страхом за свою жизнь, сурово осуждается Элиот, которая кара­ет ведущего двойную игру Тито смертью — он погибает от руки соб­ственного отца, опозоренного поведением сына. Напротив, действия Ромолы имеют глубоко нравственное обоснование.

По своему рождению и воспитанию Ромола и Тито принадлежат к лагерю сторонников Медичи. Прекрасная аристократичная Ромола — дочь слепого ученого-гуманиста Бардо, проведшая юность в добровольной изоляции, помогая отцу в его научных занятиях. Тито — сын ученого Бальдасаре, он прибывает во Флоренцию после серии роман­тических приключений, связанных с бегством от пиратов, в плену ко­торых остался его отец. Ромола полюбила молодого человека за красоту, обходительность, желание присоединиться к трудам Бардо. Однако вскоре после свадьбы Тито предстает перед ней в ином свете. Забросив научные занятия, он погружается в политические интриги, заигрывает с республиканцами и одновременно шпионит в пользу сторонников Медичи. Героиня не может простить мужу его оппорту­низм, а распродажа Тито библиотеки ее отца побуждает ее уйти от мужа. Вынужденная ежедневно посещать богослужения, как и все жители Флоренции, захлестнутой волной средневекового христиан­ского аскетизма, героиня попадает на проповедь Савонаролы, направ­ленную против роскоши, и несмотря на то что к роскоши причисля­ются и высоко ценимые ею произведения искусства, не может не признать справедливости доводов оратора. В отличие от Тито, она не­способна на двойную игру и, вероятно, окончательно встала бы на сто­рону Савонаролы, если бы не постигшее ее разочарование в этой лич­ности, связанное прежде всего с отданным ей приказом действовать в духе христианского смирения и вернуться к мужу.

Между тем поведение Тито, запятнавшего себя не только политическим предательством, но также двойной личной жизнью и отрече­нием от отца, доводит Ромолу до попытки свести счеты с жизнью. Христианская вера запрещает ей наложить на себя руки, и героиня пробует отдать себя во власть морской стихии, надеясь, что волны вынесут ее в открытое море, где ее неминуемо настигнет смерть. Вместо этого Ромолу выносит на берег, и она попадает в небольшое селе­ние, пораженное страшной эпидемией чумы. Героиня самоотвержен­но посвящает себя уходу за больными, а когда возвращается во Флоренцию, достойно устраивает свою жизнь, творя добрые дела и заботясь, в частности, о любовнице покойного Тито и ее детях. Так в романе реализуется основное содержание нравственной доктрины Элиот, согласно которой одна человеческая душа способна оказывать воздействие на другую: хотя Ромола разочаровалась в доктрине Саво­наролы, проповедуемое им христианское милосердие стало нравствен­ным стержнем ее новой жизни.

«Ромоле» Элиот предприняла попытку расширить горизонты нравственной проблематики, что привело к усилению дидактическо­го начала и вызвало замечания критики. Если образ Тито восприни­мается как отрицательное начало, то образ Ромолы идеализирован. Однако несмотря на прямое противопоставление полярных героев, писательница удерживается от прямого осуждения Тито: его характер раскрывается в поступках. Таким образом, Элиот с честью решает проблему объективности повествования.

Поставленная в «Сайласе Марнере» проблема духовной эволюции личности выходит в «Ромоле» и в последующих романах Элиот на первый план: автор показывает, как воспитанная в гуманистических традициях героиня обращается к христианству в его аскетических и альтруистических проявлениях. Образ Ромолы раскрывается через борьбу, которую лучшая половина ее внутреннего «я» ведет против свойственных каждому человеку эгоистических устремлений. Ромола в основном повторяет схему духовной эволюции Марнера. Она — дочь человека, скептически оценивавшего христианство. Однако гуманистическая философия не дает ей ответа на вопрос о смысле жизни. На некоторое время она попадает под влияние аскетической доктрины Савонаролы, удовлетворяется мыслью о том, что ее неудачный брак — украшающая христианку жертва самоотречения, ей легче от того, что она помогает бедным и больным. Однако истинное духовное исцеле­ние героиня обретает, выйдя из-под власти Савонаролы. Найдя себя в гуманном служении людям, она обретает необходимую для счастья внутреннюю гармонию, а христианское самоотречение и альтруизм становятся принципами служения не Богу, но человеку.

Внимание к внутренней жизни требовало от автора сосредоточенности на анализе побудительных мотивов действий героев, их внутренних реакциях на внешние впечатления. Изначально присутство­вавшая в творчестве Элиот тенденция к психологическому анализу в «Ромоле» усиливается. Однако нередко пространные психологические комментарии нарушают художественную целостность произведения, искусственно тормозя развитие действия.

Элиот считала, что главный принцип древнегреческой трагедии заключается в столкновении личного начала с требованиями общественного долга, вызывающем сочувствие к личным устремлениям героев и в то же время понимание необходимости пожертвовать ими во имя высших целей. Именно по этому античному закону была по­строена единственная стихотворная драма Элиот «Испанская цыган­ка» (1868). Ее героиня Федолма, обрученная с испанским герцогом Сильвой, узнает, что является дочерью цыганского предводителя Зарки, который призывает девушку отказаться от любимого и выполнить свой долг дочери вождя угнетенного народа. Драма героини разраста­ется с гибелью отца, павшего от руки дона Сильвы. Федолма с болью наблюдает, как в стане лишившихся вождя цыган начинаются раздо­ры, усугубляющие их и без того тяжелое положение. Первый вариант пьесы был написан прозой. Стихотворная форма, в которую затем облекла драму Элиот, — дань европейской традиции, однако стихи получились тяжеловесными, особенно потому, что герои склонны изъясняться в «шекспировской» эпиграмматической и метафориче­ской манере. Реплики героев демонстрируют гибкость и остроту их ума, но бесконечно далеки от живой, обыденной речи.

«Феликс Холт» (1868), где с замечательной силой показана зависимость частных судеб от состояния общества. Действие романа развивается в период парламентской реформы 1832 г., и грозовые облака в политической атмосфере невольно вносят смятение в личную жизнь героев. Жители захолустного Треби получают возможность участвовать в избрании депутата парламента, Гарольд Трэнсом — выставить свою кандидатуру на выборах, а Феликс Холт — вмешаться в судьбу Трэнсома. Политика становится индикатором общественных проблем. Рефор­ма инициировала новые споры о принципах общественного устрой­ства, перешедших из области теории в практику.

­лии. На место в парламенте помимо Трэнсома претендуют Филипп де Бэрри, представитель старинной торийской фамилии, и главный собственник соседних угольных шахт виг Гарстин. Филипп, настро­енный более прогрессивно и лучше понимающий жизнь, чем его отец сэр Мэксимэс или дядюшка, преподобный Огастэс, олицетворяет наиболее образованную, здравомыслящую и ответственную часть партии тори, продолжающую занимать непоколебимую позицию даже в период социальной смуты. Столь же последователен и аут­сайдер Гарстин. Трэнсом решает противопоставить своим соперни­кам политический радикализм, гарантирующий ему симпатии из­бирателей.

Джордж Элиот показывает читателю радикализм мнимый и истинный. Носителем подлинно радикальных настроений в романе являет­ся Феликс Холт. Он не претендует на место в парламенте, однако вы­боры вызывают живой интерес и у него, давая ему возможность выразить свою позицию. Его политический радикализм отражает ча­яния демократических слоев населения.

Жизненные пути Трэнсома и Холта перекрещиваются не только благодаря их вовлеченности в предвыборную кампанию и приверженности радикализму: оба молодых человека влюблены в дочь священ­ника Эстер Лайон. Политическая и любовная интриги определяют развитие событий в романе.

­нии нации в целом. Первые пореформенные выборы показывают, что в парламент стремятся попасть лишь состоятельные лица. Подавляю­щее же большинство населения участия в выборах не принимает, не интересуется ими или не разбирается в происходящем. Эти люди — толпа невежд, вызывающих заслуженные упреки истинного радикала Холта, не понимающих, что их будущее зависит от результатов выбо­ров. Показательна оценка реформы, звучащая из уст одного из шах­теров: благодаря реформе «начались выборы и появилось вино». По­ложение нуждается в коренном изменении, и этот вывод романа актуален накануне второй парламентской реформы, призванной улуч­шить представительство интересов нации в палате общин. Таким об­разом, роман представляет собой попытку художественного осмыс­ления сущности парламентской реформы.

Феликс Холт изображается как праведник, знающий ответы на все непростые вопросы современности. Герой — исключительно цельная, глубоко нравственная личность, принципиально отказывающаяся от поддержки любого из кандидатов: он не сторонник мнимого радика­ла Трэнсома. Его идеал — честные выборы, на которых избиратели сознательно отдавали бы свои голоса наиболее достойным кандида­там. Радикализм Холта не знает компромиссов, он отказывается дей­ствовать в рамках существующих законов и традиций.

­ма воспринимается ею как попытка избавиться от этого гнета. Общий настрой романа ощущается уже с первых страниц. Роман открывает­ся портретом респектабельной пожилой дамы, хозяйки Трэнсом-Корта, ожидающей возвращения сына из-за границы, и первые слова, которые она произносит: «Все изменилось, Гарольд», — символичны. Миссис Трэнсом имеет в виду незаметно подкравшуюся к ней старость, но необратимые перемены произошли в жизни всего общества, но­вое теснит старое. Действительно, Гарольд, наследник старинной усадьбы, отвергает торийские традиции семьи. Отвергают прошлое и два других главных героя романа, Феликс Холт, не способный про­стить отцу торговлю шарлатанскими снадобьями, и Эстер. Вместе с тем герои бессильны освободиться от пут прошлого, продолжающего влиять на их жизни, но в борьбе с прошлым они познают и мир, и себя, а это — залог грядущих перемен к лучшему.

­го мира человека является образ Эстер, несмотря на то что в ее исто­рии явственно ощутим сказочный мотив принцессы, по стечению обстоятельств выросшей в нужде и в одночасье занявшей подобаю­щее ей по рождению место. Этой девушке, воспитанной в семье священника-диссентера, суждено увидеть мир другими глазами после того, как выясняются подробности ее истории. Трэнсомы — на са­мом деле Дюрфеи, купившие поместье и позаимствовавшие при этом чужую фамилию. Чтобы обеспечить их права на поместье, бесчест­ный юрист Джермин засадил истинного наследника, настоящего отца Эстер, в тюрьму, чем ускорил его гибель, а после того, как во время связанных с выборами беспорядков был убит расклейщик плакатов Траунсэм, Эстер стала единственной законной наследницей Трэнсом-Корта.

­бе. Оказавшись под одним кровом с Гарольдом, Эстер лучше узнает его. Красивый, подкупающе открытый, благовоспитанный Гарольд при ближайшем рассмотрении оказывается «нравственной посредственностью», эгоистом, жизнь с которым будет для Эстер не толь­ко богатой и изысканной, но и весьма обременительной, не совпадающей с ее идеалом семейного очага.

Мотив несоответствия внешнего впечатления внутреннему содержанию, столь любимый Теккереем, получает в этом романе Элиот Дальнейшее развитие. Вместе с Эстер читатель убеждается, что мир строится на обмане: даже Гарольд оказывается не Трэнсомом, и даже не Дюрфеем, а незаконным сыном негодяя Джермина. Изобразив процесс открытия Эстер самой себя и выбора ею той, кем она хочет быть, писательница показала зависимость героини от внешнего мира, каким он ей представляется. Благодаря линии Эстер Элиот показала, что коррупция — удел всего современного мира, безнадежно обремененного прошлым и испорченного эгоизмом. Наиболее респектабельная форма проявления этой коррупции связана с выборами. В то время как страна нуждается в ответственном политическом руководстве, депутатов в парламент выбирают либо благодаря их богатству, либо благодаря их имущественному положению.  

«Миддлмарч» (1872), считающемся самым выдающимся и вместе с тем наиболее философским произведением Элиот. Писательница подробно описывает жизнь обитателей вымышленного городка Миддлмарч, создавая английский вариант натуралистического романа «характеров и среды». По Элиот, судьба человека и его характер являются продуктом эволюции, осуществляющей­ся под влиянием объективных внешних факторов. Герои романа лишены возможности самостоятельного, свободного выбора судьбы, подчиня­ясь «силе обстоятельств», «иронии событий» и «последовательности причин». Любой их шаг воспринимается как предопределенный рядом причин, в свою очередь воздействующий и на самих героев, и на их ок­ружение, причем герои не в состоянии хотя бы предвидеть последствия своих поступков, зачастую оборачивающихся против них самих. По­скольку человеку не дано выбирать судьбу, автор пытается выявить при­чины, определяющие ее прихотливые повороты.

«Миддлмарчу» эпический характер. Элиот не ставила перед собой задачу создания социальной эпопеи, хотя роман и отличается обилием персонажей, представляю­щих самые разные общественные слои — от крупных помещиков (сэр Хэмфри Деви) и финансистов (банкир Балстрод) до мелких фермеров и арендаторов. Особое внимание писательница уделяет образам Дороти Брук и Терциуса Лидгейта. Главные герои получили сходное воспитание, выросли в одинаковой среде, однако социальные аспекты не обеспечили сходства их судеб. Параллельная демонстрация этих разных судеб становится основной задачей писательницы.

человечества, но негероический век и провинциальная буржуазно-аристократическая среда, к которой она принадлежит, не предоставляют ей подобной возможности. На долю девушки остается лишь надуманный героизм самоотречения, под влиянием которого она выходит замуж за пожилого богослова Кейзобона, мечтая стать его верной помощницей и тем самым принести пользу человечеству. Жертва героини оказывается напрасной: Кейзобону далеко до большого учено­го, да и сфера его деятельности исключает возможность открытия, спо­собного облагодетельствовать мир. Ошибочный шаг Дороти не стал для нее роковым только благодаря счастливому стечению обстоятельств — после смерти мужа, в котором она так быстро и жестоко разочарова­лась, ей удалось найти себя и даже испытать счастье в браке с Уиллом Лэдислоу.

­ной им профессии, в ее нужность миру. Он мечтает не только облегчать страдания доступными современной медицине средствами, но и за­ниматься наукой. Однако этим благородным стремлениям не сужде­но осуществиться. Прежде всего альтруизм Лидгейта вызывает враж­дебность врачей, начавших практиковать в Миддлмарче задолго до приезда своего молодого коллеги. Его порывы оказываются невостребованными, а брак с Розамонд приносит не меньшие страдания, чем Дороти — ее первое замужество. Под влиянием жены Лидгейт по­степенно превращается в преуспевающего модного врача, ставя крест на героических мечтах юности.

«Миддлмарч» — роман о «негероическом» веке, когда честь, отвага, благородство и таланты оказываются невостребованными. Расска­зывая о Дороти, Лидгейте, талантливом журналисте Лэдислоу, Элиот подчеркивает драматизм положения подобных личностей, изображая преуспевание личностей, не обладающих должными нравственными качествами. Так, один из наиболее уважаемых горожан, банкир Балстрод, построил благосостояние на серии преступлений. Основу свое­му богатству он заложил, занимаясь скупкой и сбытом краденого, и увеличил капиталы, мошеннически присвоив деньги первой жены. На совести этого закоренелого негодяя лежит и смерть свидетеля его гряз­ных махинаций. Между тем тяжкие грехи не мешают ханже Бал отро­ду разыгрывать из себя крайне добродетельного и щепетильного в вопросах морали человека. Человеколюбие у Балстрода превращается в маску, скрывающую его истинное лицо, и развенчивая этого героя, Элиот отдает дань сатирическим традициям английской реалистиче­ской литературы.

Последний роман Элиот, «Дэниэл Деронда» (1876), существенно отличается от предшествующих сочинений писательницы. Его дей­ствие развивается не в прошлом, а в настоящем времени — в середи­не 1870-х гг. Изображение мира в нем приобретает панорамный характер: мы знакомимся с жизнью английского дворянства, путеше­ствуем по Европе, останавливаясь на модных бальнеологических ку­рортах; автор вводит нас в совершенно не исследованную английской литературой область, рисуя картины жизни евреев в Лондоне, Франк­фурте, Генуе... Писательница, как следует из ее письма в редакцию журнала «Блэквуд» (1876), стремилась «расширить кругозор» соотечественников. Уточняя свое намерение в письме к Г. Бичер-Стоу, Элиот утверждала, что намерена помочь современникам понять людей других национальностей, тех, кто «решительно отличается от них по обычаям и верованиям». Как и ее американская коллега, Элиот решительно становилась на защиту угнетенных по расовому признаку. В романе утверждается историческая общность христиан и иудеев, проявляющаяся в общности их религиозного и культурного наследия. Однако современное европейское общество забыло о своих корнях. Связующим звеном между двумя мирами оказывается заглавный герой, выросший в среде английских земельных собственников и считающий себя племянником английского помещика. Смятение, которое приносит молодому человеку знание о том, что в его жилах течет еврейская кровь, сменяется твердой нравственной позицией. Дэниэл становится адептом сионизма, стремясь обрести «национальный центр» на Ближнем Востоке и вернуть «политическое существование» своему народу. Особое положение героя подчеркивается необычной для романов Элиот композицией: события не излагаются в хрoнологическом порядке; писательница вначале представляет читателю сформировавшегося, преодолевшего кризисные настроения героя, а уже затем представляет ретроспективный очерк его жизни. Читатели воспринимают Элиот прежде всего как автора назидательных романов. Отдавая дань нравственной проблематике во всех своих произведениях, писательница всегда оставалась большим художником слова. Не порывая связей с христианской этикой, она не могла уверовать в того Бога, культ которого насаждался в церкви. Главным желанием ее жизни было совершить нечто значительное и полезное, а духовным идеалом оставался альтруизм. Разочарованная в религии, Элиот в то же время высоко ценила ее способность вдыхать жизнь в человеческие души; писательница стремилась найти рациональные объяснения человеческому поведению, однако всякий раз она ставила под сомнение их справедливость.