Сидорченко Л. В.: Джейн Остин.

ДЖЕЙН ОСТИН

http://readeralexey.narod.ru/Austen.html

факультетов высших учебных заведений / Л. В. Сидорченко, И. И. Бурова, А. А. Аствацатуров и др. СПб: СпбГУ, 2004.)

Творческое наследие знаменитой романистки Джейн Остин (JaneOsten, 1775-1817) невелико — «Здравый смысл и чувствительность» (опубл. 1811), «Гордость и предубеждение» (опубл. 1813), «Мэнсфилд-парк» (опубл. 1814), «Эмма» (опубл. 1816), «Нортенгерское аббатство» (опубл. 1818), «Доводы рассудка» (опубл. 1818), юношеский пародий­ный роман «Любовь и дружба» (1790), пародийная «История Англии», а также оставшиеся незавершенными «Леди Сьюзен», «Уотсоны» и «Сэндитон». Вместе с тем трудно переоценить роль писательницы в литературном процессе XIX в. Она начала писать в 1790-е гг., когда уже закончили свой жизненный путь ведущие реалисты XVIII в. Филдинг и Смоллет. Хронологически ее творчество совпало с зарождением и расцветом романтического направления в английской лите­ратуре, однако она сумела, не чуждаясь новых веяний, продолжить раз­работку традиции реалистического романа века Просвещения. Остин не оставила после себя ни трактатов, ни статей, по которым можно было бы составить представление о ее эстетических воззрениях, одна­ко романы и письма писательницы позволяют судить о них достаточ­но объективно.

­роко образованным: до принятия прихода Джордж Остин являлся членом ученой корпорации оксфордского колледжа Св. Иоанна. В ро­дительском доме писательницы высоко ценили книги, в семейном кругу постоянно читали и обсуждали прочитанное. С детских лет лю­бимым автором писательницы был С. Джонсон, которого она назы­вала «мой дорогой доктор Джонсон». Практически всю свою недолгую жизнь Джейн Остин провела в провинции, лишь изредка выезжая в Лондон, а последние два месяца жизни она провела в Уинчестере в надежде на помощь местных врачей, которые, однако, были бессиль­ны перед поразившей писательницу чахоткой.

Скромный провинциальный образ жизни не мешал Остин быть в курсе современных событий и следить за происходящим в мире по книгам, газетам и переписке с друзьями и родственниками. Обладая счастливым даром наблюдать и понимать человеческую природу, Ос­тин превратила свои произведения в великолепные этюды о нравах рубежа XVIII-XIX столетий, а ее искусство исследования внутреннего мира человека предвосхитило открытия реалистов викторианской эпохи. Особое качество романов Остин — их напряженный драма­тизм. Подавляющее большинство произведений строится ею как со­четание драматических сцен, соединенных посредством авторских комментариев. Подобная техника обусловлена любовью к театру, ко­торую с ранних лет питала Остин.

— провинциальной жизни, той среды, к которой она принадлежала по рождению и воспитанию. Лишь однажды, в раннем романе «Леди Сьюзен» (1795), Остин попыталась выйти за эти преде­лы, сделав героиней женщину с сомнительной репутацией, пытаю­щуюся восстановить ее путем удачного брака. Однако порок не может быть вознагражден, и героиня, удовлетворив свои амбиции и став ба­ронессой, едва ли сможет обрести счастье с титулованным супругом, который не только непроходимо глуп, но и намного моложе ее. Ос­тин писала о жизни высшего общества понаслышке, и нарисованной ею картине не хватило точности, с которой она изображала хорошо знакомое ей провинциальное общество.

В творчестве Остин практически не нашли отражения текущие политические события, хотя двое ее братьев, участвовавшие в войне против наполеоновской Франции, дослужились до адмиральского звания. Остин стала бытописательницей мира провинциальных джентри, их нравов и привычек. Однако действие ее романов выходит далеко за пределы гостиных. Ее романы — картина общества, данная глазами женщины, принадлежащей к этому обществу, в ко­торой отразились ее впечатления. Наибольший интерес для Остин представляли именно женщины, они были подлинными героинями ее романов, в то время как герои-мужчины появлялись в них только в обществе женщины, а их образы раскрывались только по отноше­нию к женским и во взаимосвязи с ними. Никому из предшествен­ников и последователей Остин не удалось создать такую обширную галерею женских типов. Между тем ее героини воспринимаются как реальные женщины, способные к самостоятельным суждениям, име­ющие собственные взгляды и мнения, наделенные не только умом, но и богатой внутренней жизнью, женщины, ничуть не уступающие мужчинам ни в моральном, ни в эмоциональном, ни в интеллекту­альном плане.

— это мир человеческих взаимоотношений, где показ героев в частной жизни позволяет читателю глубже понять их. В связи с этим важнейшее место в творчестве Остин занимает проблема брака. Однако свадьба у Остин — далеко не банальный литера­турный штамп, позволяющий логически подвести историю героини к счастливому концу. Она не идеализировала брачную жизнь, считая счастливые союзы едва ли не более редкими, чем несчастливые. Прав­дивость Остин могла послужить уроком и молодежи, и старшему поколению читателей. Ее концепция счастливого супружеского союза строилась не только на основе представления о возвышенной любви, связывающей вступающих в брак. Гарантиями счастья являлись преж­де всего человеческая порядочность супругов и их материальная со­стоятельность.

Остин не столько интересует социальный контекст, сколько во­просы нравственности и морали. Писательница постоянно дополняет описания событий анализом внутренних переживаний героев, пока­зывает соотношение их действий и высказываний. При этом очевид­но новаторство Остин по отношению к просветительским реалистам: она изображает человека не только как представителя определенного социального типа, но и как носителя индивидуальных черт. Исследо­ватели творчества Остин традиционно подразделяют выведенных ею персонажей на «простых», однолинейных, и «сложных», раскрываю­щихся в полной мере в процессе повествования или способных к эво­люционным изменениям. Среди главных героев Остин «простых» нет, но крайне важно, что «сложные» встречаются и среди второстепен­ных персонажей ее произведений. Следует также принимать во вни­мание и тот факт, что многие второстепенные персонажи выполняют дополнительную функцию, позволяя Остин выразить критическое отношение к некоторым социальным явлениям.

В английской литературе конца XVIII в. заметную роль играли ро­манистки — Ш. Леннокс, Ш. Смит, Ф. Берни, Э. Инчболд. Всех их род­нило стремление представить свои сочинения как рассказ о невымыш­ленных событиях, противопоставляя написанные ими романы как французским любовно-психологическим романам с надуманными сюжетами, так и исполненным фантастики и мистицизма английским «готическим» романам. Вслед за Ричардсоном, Филдингом и Смоллетом английские романистки провозглашали своим основным принципом следование Природе. Их произведениям были свойственны такие черты просветительского реализма, как идеализация положи­тельного героя, двуплановость сюжета, двойственность мотивировок. Стремясь к широте изображаемой действительности, английские писательницы конца XVIII — начала XIX в., в том числе и Остин, ча­сто использовали характерный для произведений Филдинга и Смоллета мотив путешествия, дающий героиням возможность получать разностороннее представление о современных им нравах. Рисуя прав­дивые картины быта и нравов буржуазно-аристократического обще­ства второй половины XVIII в., романистки неизменно подвергали осмеянию ханжество и высокомерие, аморализм и узость взглядов. Вместе с тем литературе школы «здравого смысла» было свойственно стремление показывать частную жизнь людей, изображать их в буд­ничной домашней обстановке. Как и в романах Ричардсона, в произ­ведениях школы «здравого смысла» на первый план выдвигались семейные проблемы, а их авторы проявляли самое пристальное вни­мание к эмоциональной, духовной жизни людей, миру их чувств и мыслей. Не были эти произведения лишены и элемента дидактизма — авторы призывали учиться контролировать чувства разумом. Соот­ветственно и события в романах развивались более ровно. Менее ост­рая интрига позволяла включать в повествование подробные описа­ния быта героев, посещаемые ими места, отражать на страницах произведений моды и вкусы времени. Яркости описаний и реали­стичности сюжетов способствовало обращение романисток к вопро­сам, хорошо известным им на практике. Отсюда и характерная для их творчества социальная колоритность персонажей, принадлежавших, как и их создательницы, к буржуазно-аристократическим слоям общества.

­но обеспеченной провинциальной семьи. Выезд в свет являлся длянее серьезным испытанием, обусловленным неопытностью героини и ее незнанием жизни. Таким образом, в нравоописательных романах по­лучают развитие традиции романа воспитания, исследуется жизнен­ный опыт героини, показывается процесс ее нравственного становления в столкновении с многочисленными трудностями. В воспитании героини реализуется просветительская идея о том, что духовное фор­мирование человека осуществляется в процессе всестороннего пости­жения жизни и постоянной борьбы, направленной на преодоление возникающих перед личностью трудностей. Подвергаясь испытани­ям, героиня неизменно демонстрирует сильные или слабые стороны своего характера. Реализм повествования в романах не нарушается даже чувствительными сценами и персонажами, характерными для английских «чувствительных» романов, развивавшихся в струе сен­тиментализма.

­шению к творчеству Ф. Берни, произведения которой высоко ценила и не раз восторженно отзывалась о них. Так, например, Остин усмат­ривала в романе Берни «Камилла» проявление тончайшего знания человеческой природы, представленной во всем блеске ее разнообра­зия. Вслед за Берни Остин развивала в своем творчестве традиции нравоописательного романа и неоднозначно решала дилемму разума и чувства, в равной мере ценя в личности способность глубоко чувствовать и здраво рассуждать. При этом истинное чувство для нее было несовместимо с экзальтацией и риторикой. Противопоставление ра­зума чувству, первого впечатления о человеке — его сущности было излюбленной темой обеих писательниц. Обе разрабатывали ее в плане нравоучительной бытовой истории. От Берни Остин позаимство­вала ряд художественных приемов, в частности комедийно-заострен­ную прямую речь и диалог, от Филдинга и Берни — несобственно-прямую речь как средство психологического раскрытия образа. Этим писателям она была обязана и умением правдиво воссоздавать жизнь современного буржуазно-аристократического общества, подвергая критическому осмеянию присущие ему социальные пороки — чван­ство, скупость, спесь, культурное убожество буржуа, расточительность и нравственную распущенность аристократии. Характерный для Ос­тин интерес к эмоциональной сфере человеческой жизни можно объяснить влиянием творчества Ричардсона. Учась у автора «Кларис­сы» искусству психологической проницательности, Остин, однако, отвергла разработанный им эпистолярный роман, лишь изредка вклю­чая в свои произведения письма героев, позволявшие читателю луч­ше понять их авторов.

Остин были одинаково близки остроумие Филдинга и ироническое, пародийное осмысление действительности в творчестве Стерна, од­нако она категорически не принимала слезливую чувствительность, утвердившуюся в творчестве его преемников-сентименталистов.

«го­тические» романы. Писательница была хорошо знакома с творчеством М. Г. Льюиса и К. Рив, с удовольствием читала сочинения А. Рэдклифф (высокую оценку ее романы получили в «Нортенгерском аббатстве»), однако мистицизм и далекие от реальности события, наполнявшие «черные» романы иррациональными ужасами, были ей чужды. В «Нор­тенгерском аббатстве» Остин с присущим ей остроумием ведет бли­стательную полемику с этим модным течением современной литера­туры, рисуя свою героиню Кэтрин Морланд как антипод «готической» героини. Вместе с тем девушка, начитавшаяся «черных» романов, явно испытывает нездоровые последствия знакомства с такого рода литературой: попав в Нортенгерское аббатство по приглашению семейства Тилни, она ожидает сладостно-жутких и загадочных приключений. Этому способствует атмосфера старинного строения, усугубляющая­ся страшной бурей, которая разразилась как раз в ночь по приезде Кэтрин в Нортенгер. Героиня готова к появлению призраков, главу семейства генерала Тилни она подозревает в убийстве жены, а страсть к разгадыванию тайн заставляет ее, вопреки воспитанию, шарить во тьме по чужим шкафам, в результате чего она обнаруживает «древ­ний манускрипт», оказывающийся при свете дня всего лишь счетом от прачки. Иронизируя по поводу всеобщей увлеченности мнимы­ми злодеяниями, Остин предлагает читателям взглянуть на реальное зло, носителем которого в романе является генерал Тилни. Корысто­любие заставляет его выказывать повышенные знаки внимания Кэт­рин, которую он принимает за богатую наследницу, и поощрять сына в намерении жениться на ней, но когда глава семейства узнает о своих заблуждениях, он буквально выставляет юную гостью за дверь, не заботясь о том, есть ли у нее при себе деньги и как она без провожатых доберется до далекого Бата. Реальные проявления зла в форме коры­сти и алчности, гордыни и тирании, душевной черствости показаны и в других романах, где писательница обращает против носителей этих качеств всю силу своей безжалостной иронии.

Обратившись в начале своего творческого пути к идейно-художе­ственному опыту просветителей, Остин выработала критерий оценки художественной прозы, определив его как естественность и забавность и совместив в этом определении принципы реалистического изобра­жения действительности с комической оценкой изображаемого. Ран­ние пародии Остин позволяют реконструировать оценку, которую писательница дает предшествующей и современной литературе. Глав­ным объектом осмеяния выступают «чувствительные» романы. Ос­тин не принимает характерной для Берни тенденции к идеализации положительного героя, широко пользуется приемами комического. Бурлеск, гипербола, фарсовые элементы, комические характеры — непременные атрибуты ее произведений.

­ми и поступками человека, а характерный для просветителей дидак­тизм в трактовке задач литературы побуждал ее видеть в своих сочи­нениях орудие воспитания. Вместе с тем традиции просветителей оказались тесными для таланта Остин. Нравоучение никогда не обла­дало для нее самоценностью, дидактическая направленность ее про­изведений сводилась к знакомству читателя с определенными сторо­нами жизни. Она категорически отвергла не только идеализацию положительных героев, но и традиционное для просветительского ро­мана размежевание персонажей на добродетельных и порочных. От­рицала она и свойственный для просветителей усредненный подход к человеку как к типу, вполне в духе эпохи романтизма стремясь отыс­кать в каждом персонаже индивидуальные черты, отличающие его от окружения. Новаторской была и предложенная Остин объективиро­ванная манера повествования. Она отказалась от филдинговского ав­торского всеведения, стремясь выражать собственную точку зрения не в авторских комментариях, а в разработанном ею внутреннем и внешнем диалоге.

­ческие образы роднят ее романы с комедией нравов, широко пред­ставленной в английском театре XVII-XVIII вв., а замена рассказа о жизни объективным показом событий и обилие диалогов, способству­ющих развитию действия, сближает их с драмой.

Романы Остин объединяет тематическое единство: читателю пред­лагаются разнообразные истории молодых девушек, которые после определенных испытаний обретают счастье в браке с достойными молодыми людьми. Героини ее произведений страдают из-за влия­ния дурной среды с ущербными нравственными ценностями, но нередко усугубляют собственные невзгоды личными заблуждениями, приписывая благородство тем, кто начисто его лишен, или, напро­тив, предвзято относясь к людям достойным. Героини Остин стано­вятся смешными, когда следуют нелепым модам, и, напротив, вы­зывают искреннее восхищение, умея оставаться самими собой и отстаивать свое «я». Большинство романов — «Гордость и предубеж­дение», «Здравый смысл и чувствительность», «Нортенгерское аббат­ство», «Эмма» — знакомят читателя с героинями в самом начале со­бытий, которые приведут девушек к счастливому союзу с избранником. «Мэнсфилд-парк» — единственное из сочинений Остин, где описана жизнь героини с детских лет до замужества, а в «Доводах рассудка» уделяется внимание предыстории — событиям более чем восьмилет­ней давности, совершенной героиней под влиянием окружающих ошибке, которая, к ее счастью, оказывается поправимой по ходу дей­ствия. В широком смысле романы Остин связаны с вопросами любви и брака; однако важно подчеркнуть, что писательница вовсе не счита­ла замужество вообще некой заветной целью каждой девицы. Для ее героинь имеет ценность не брак ради брака, не брак по расчету, но гармоничный супружеский союз, основанный на взаимной любви и уважении. Элизабет («Гордость и предубеждение») вежливо, но кате­горично отказывается от весьма выгодного для ее семейства брака с кузеном Коллинзом, бесприданница Фанни («Мэнсфилд-парк») стойко противостоит ухаживаниям богатого, но безнравственного красавца Генри Крофорда, а Эмма («Эмма») не только не торопится с замуже­ством, но вполне довольствуется жизнью в отцовском доме и даже, пока ее сердце еще не проснулось для любви, ставит под сомнение не­обходимость замужества для женщины. Все рассказанные Остин ис­тории убеждают, что у любви должно быть естественное течение, в процессе которого только и можно убедиться в истинности этого чув­ства.

По глубине проникновения во внутренний мир своих героев, по убедительности созданных ею характеров, показываемых в развитии, технике повествования Остин намного опередила свое время, пред­восхитив открытия реализма середины XIX в. Новаторский характер ее достижений особенно очевиден в романах «Здравый смысл и чув­ствительность» и «Гордость и предубеждение».

«Здравый смысл и чувствительность» Остин начала в 1795 г. Первоначальный вариант назывался «Элинор и Ма­рианна»; год спустя писательница отошла от исходной эпистолярной формы повествования, а окончательная редакция была создана ею в 1809 г. Между тем даже в ней ощущается первооснова — длинные диалоги героев подчас напоминают письма, на основе которых они были созданы. Остин фактически драматизировала эпистолярный роман, дополнив диалоги повествованием, описанием и остроумны­ми авторскими комментариями. Сохранив в заглавии идею противо­поставления, Остин сделала героинями романа не просто двух сестер, но носительниц диаметрально противоположных отношений к жиз­ни, демонстрируя предпочтение взвешенного, трезвого подхода по сравнению с экзальтированно-«чувствительным». Английское слово «sense» многозначно, и этим объясняется другое бытующее русское название романа — «Чувство и чувствительность», — которое в кон­тексте состояния умов на рубеже XVIII и XIX столетий уводит в сторо­ну от главной проблемы произведения.

­вых условиях, в противовес локковской концепции обусловленности характера средой, мало похожи друг на друга. Рассудительная, серьез­ная, сдержанная Элинор и пылкая, порывистая, впечатлительная Ма­рианна по-разному переживают сходные любовные драмы, однако роман заканчивается счастливой развязкой: старшая сестра выходит замуж за того, кому всегда принадлежало ее сердце, а Марианна, разо­чаровавшись в своем первом идеале, имеет шанс обрести подлинное счастье с достойным полковником Брэндоном.

Противопоставление характеров сестер определяет традиционную для романа XVIII в. двуплановость сюжета, хотя Остин и отказывает­ся от оценки Элинор как героини, а Марианны как антигероини. От­ражая романтические настроения эпохи, Остин утверждает неповто­римость личности, обращаясь к исследованию идейно-нравственной, философской сущности характера. Проблематика «Здравого смысла и чувствительности», как и других романов Остин, предопределила ее обращение к психологизму как к наиболее органичному художественному приему изображения внутреннего мира человека. Роман стро­ится как история духовного воспитания. Опыт позволяет героиням постигать нравственные ценности или упрочиться в их понимании, сестры Дэшвуд и их матушка учатся отличать настоящее от ложного, отказываются от отождествления романтической экзальтации с нрав­ственной добродетелью. Вступая в жизнь с идеальными взглядами, девушки сталкиваются со многими трудностями в своем стремлении к счастью и по-разному извлекают уроки из пережитого.

­мой интроспективного психологического анализа, заключающегося в проникновении в процессы внутренней жизни и их воспроизведе­нии в форме внутренних монологов. Такая скрупулезность в передаче жизни души требуется автору, чтобы показать духовную эволюцию героинь от неопытности и наивности к нравственной зрелости. Об­раз Элинор создан в строгом соответствии с локковскими законами нравственного воспитания. Старшей сестре присущи сдержанность и благовоспитанность, умение скрывать свои чувства. Девушка анали­зирует свое поведение и поступки окружающих, делая из всего разум­ные выводы. Марианна, напротив, излишне «чувствительна», склон­на к аффектациям, чересчур впечатлительна и наделена пылким воображением, под влиянием которого действует порой неосмотри­тельно. Марианна вызывает сострадание не только у своей сестры, но и у автора. Симпатия Остин явно на стороне Элинор; неслучайно для передачи внутреннего состояния этой героини постоянно использу­ется внутренний монолог и многое, что окружает сестер Дэшвуд, по­казывается читателям глазами Элинор. Внутренние монологи прак­тически не применяются как средство раскрытия внутреннего мира других персонажей романа. Вместе с тем Остин создает не менее убе­дительные образы посредством использования иных способов пси­хологического изображения, называя переживаемые героями чувства и ощущения или выражая их с помощью описания характера речи, мимики, жестов или иных средств внешнего проявления психических состояний человека. Например, Элинор, наблюдая за полковником Брэндоном, не только догадывается о его чувствах к Марианне, но и предполагает, что в свое время полковник пережил несчастную любовь. В дальнейшем исповедь Брэндона блестяще подтвердит эту до­гадку. Остин мастерски приоткрывает читателям внутренний мир ге­роев, описывая или называя испытываемые ими чувства. Часто писательница показывает внутреннюю напряженность героев, подчер­кивая несоответствие между их внешним поведением и внутренним состоянием. Узнав от Люси, что та помолвлена с ее возлюбленным Эдвардом, Элинор переживает целую бурю чувств. Ее изумление «было бы столь же мучительным, как и сильным, если бы к нему тотчас же не примешалось бы недоверие». В то же время мы видим, как Элинор всеми силами пытается взять себя в руки и казаться спокойной, что еще больше усиливает ее внутреннее напряжение: «Элинор на несколь­ко мгновений онемела от растерянности, так она была поражена. Но затем, принудив себя заговорить и тщательно выбирая слова, загово­рила со спокойствием, которое в достаточной мере скрывало ее изум­ление и горечь».

­логи, исповеди, отрывки из дневников и писем. Письма Марианны к Уиллоби демонстрируют все, что творится в душе влюбленной де­вушки в связи с резкой переменой в поведении возлюбленного. С каждым новым письмом возрастает ее удивление, сменяющееся под конец тревогой. В последнем из писем она уже прямо требует от Уиллоби объяснений. Письмо Уиллоби Марианне служит вырази­тельным средством характеристики этого персонажа, вскрывая ду­шевную низость того, кто слывет в обществе «отличнейшим малым, каких поискать». Однако даже тогда, когда выясняется, что оскор­бительное письмо написано Уиллоби под диктовку будущей жены, заинтересованной в скорейшем разрыве жениха с Марианной, оно остается неопровержимым доказательством непорядочности моло­дого человека.

Остин отвергала концепцию резкого разграничения персонажей на порочных и добродетельных, рисуя «смешанные» характеры. Наибо­лее сложным в романе с этой точки зрения представляется образ Уиллоби. Поначалу он производит впечатление очаровательного, обра­зованного и обходительного юноши, хотя Элинор с самого начала подмечает за ним склонность «скоропалительно составлять и объяв­лять во всеуслышанье свое мнение о других людях, приносить в жерт­ву капризам сердца требования вежливости, завладевать всем желанным ему вниманием и высокомерно пренебрегать общепринятыми правилами поведения, обнаруживая легкомысленную беспечность». Эту склонность Элинор объясняет особой впечатлительностью и пыл­костью натуры, качествами, которыми обладает и Марианна, что де­лает понятной установившуюся между ними близость. Поведение Уиллоби в Лондоне и его письмо к Марианне характеризуют его уже с другой стороны. Он предстает законченным негодяем, разрыв с кото­рым — не потеря для Марианны, а настоящее спасение.

«Здравом смысле и чувствительности» Остин впервые прибегает к приему параллелизма образов и ситуаций, характерному для ее твор­чества в целом. Этот прием позволяет взглянуть на нравственные про­блемы героинь с разных сторон. В традициях романа воспитания Эли­нор и Марианна сталкиваются с серьезными испытаниями в своем стремлении к счастливому браку. Однако оказавшись в одинаковых психологических ситуациях, девушки ведут себя по-разному, в соот­ветствии со своими темпераментами. Элинор мужественно перено­сит разочарование в любимом человеке. Она сама справляется со сво­им горем и даже радуется, что не может сообщить о помолвке Эдварда с мисс Стил родным, находя облегчение в том, что могла пощадить их. Здравый смысл служил ей «такой хорошей поддержкой, что она сохраняла всю свою твердость и выглядела настолько бодрой и весе­лой, насколько это было совместимо с душевной болью, еще нисколько не утихшей». Марианна, напротив, предается горю самозабвенно, как прежде, невзирая на благоразумные предостережения сестры, отда­валась чувству влюбленности. Остин относится к своей героине с мяг­кой снисходительностью, описывая состояние Марианны после раз­луки с Уиллоби в юмористических тонах: девушке было бы «стыдно смотреть в глаза матери и сестрам, если бы на следующее утро она не поднялась с постели еще более утомленной, чем легла на нее». Однако горе превращает «чувствительную» Марианну в жестокую, бесчув­ственную эгоистку.

Симпатия автора — на стороне Элинор, но ответа на то, кому из героинь присущи более сильные чувства, кто страдает глубже и силь­нее ли пылкая влюбленность Марианны тихой любви скрытной Эли­нор, Остин не дает, предоставляя решение читателям. Этот вопрос заключен уже в названии романа. Как отмечала Вирджиния Вулф, пи­сательница «заставляет читателя додумать то, о чем она недоговари­вает».

­ется ирония, которой пронизан весь текст. Ирония придает специфи­ческую окраску диалогам персонажей, определяет смысл брошенных походя фраз, подсказывает оценки поступков персонажей и отноше­ние к ним Остин. Ирония у Остин отталкивается от объективного ко­мизма изображаемого, но превращается в универсальное средство познания и критики действительности. С первых страниц романа пи­сательница с язвительной иронией раскрывает эгоистическую и мер­кантильную суть отношений в обществе, где поступками подавляю­щего большинства людей управляет корысть. Расчет одерживает победу даже над родственными чувствами. Под воздействием благо­родного порыва Джон Дэшвуд, наследующий имение отца, решает выделить три тысячи фунтов сводным сестрам и их матери, однако под нажимом своей супруги Фанни, искусно доказывающей, что озна­ченная сумма невероятно велика, он ограничивается помощью род­ным при переезде на новое место жительства. Фанни Дэшвуд не оди­нока в своем заискивании перед вышестоящими и презрительности к тем, кто занимает более низкое место в табели о рангах. Заносчивость и чванство, гордыня и недоброжелательство в равной мере присущи ее матери миссис Ферраре и брату Роберту.

­жет говорить не только средствами сатиры, но и изображать их в юмористическом ключе как отнюдь не лишенных порядочности и че­ловечности. Неисправимое любопытство и бесцеремонность миссис Дженнингс скрашиваются ее добрым сердцем, а глупость миссис Палмер — добродушием, искренностью и веселым нравом. То же самое относится и к старшей мисс Стил, помешанной на «душках-кавале­рах».

Роман «Гордость и предубеждение» Остин называла «своим люби­мым детищем». В названии раннего варианта произведения — «Пер­вые впечатления» (1796-1797) — ощутимо влияние сентиментализма с его традицией «чувствительных» романов, однако для окончатель­ного варианта писательница избрала фразу из романа Ф. Берни «Це­цилия» (1782), где один из персонажей, доктор Листер, объясняет все описанные события как «результат Гордости и Предубеждения». Вынеся в заглавие два конфликтующих начала, гордость и предубеждение героев, писательница, однако, не отказалась от идеи показа об­манчивости первых впечатлений. Центральной темой романа стала тема избавления человека от ошибочных суждений, подсказанных первыми впечатлениями, корректировка их посредством новых впе­чатлений и энергичной работы рассудка.

­ют друг друга предвзято: он кажется ей чванливым гордецом, для него она — под стать ее родне, ограниченная, заурядная провинциальная барышня, не стоящая внимания. Любовь Дарси к Элизабет, зародив­шаяся позднее, в доме Лукасов, крепнет во время последующих встреч, а Элизабет, еще больше утвердившаяся в антипатии к Дарси под вли­янием речей Уикхема и видевшая в нем главный источник страданий своей любимой старшей сестры Джейн, начинает менять свое отно­шение к Дарси после того, как отвергает сделанное ей предложение. Письмо Дарси, поездка в принадлежащее ему имение Пемберли, бла­гоприятные отзывы о Дарси, данные долго знавшими его людьми, а за­тем и благородные действия самого героя, помогающего Беннетам избежать позора, навлеченного на них бегством Лидии с Уикхемом, — все это побуждает девушку изменить отношение к Дарси, и на смену ненависти приходит любовь. К финалу романа Элизабет приходит не только счастливой, но и умудренной опытом: героиня становится осмотрительнее и понимает, что в суждениях о человеке нельзя пола­гаться ни на первые впечатления, ни на общественное мнение, по­скольку каждый смотрит на вещи по-своему.

­ния между людьми и проанализировать отдельные стороны челове­ческой психологии. Такой установкой, например, объясняется от­сутствие словесного портрета Элизабет Беннет: в романе лишь упоминается о том, что девушка миловидна и обаятельна, но не так красива, как ее старшая сестра. Гораздо важнее для Остин показать помыслы, чувства и поступки героини. Элизабет не соответствует ка­ноническому типу героини модных на рубеже XVIII-XIX вв. романов; она не обладает исключительными музыкальными способностями, слабо разбирается в живописи, вместо печальной томности постоян­но демонстрирует энергию, живость ума и веселый нрав, и именно эти обстоятельства делают героиню Остин более живой и человечной. Писательница наделяет Элизабет острой наблюдательностью и рассу­дительностью. Так, она мгновенно оценивает леди Кэтрин де Бер как бесцеремонную, деспотичную и высокомерную особу, привыкшую навязывать свое мнение окружающим. Такая девушка, как Лиззи, не могла не видеть недостатки своих родителей — скудоумие матери и отцовское нежелание заниматься воспитанием дочерей. Ей не раз при­ходится краснеть за членов своего семейства, и только благодаря сча­стливому нраву она может оставаться и почтительной дочерью, и лю­бящей сестрой не только по отношению к идеальной Джейн, но и к не столь совершенным младшим девочкам Беннет.

Достоинством Элизабет является аналитический склад ума. Рассу­дительность и здравый смысл определяют ее поведение. Она стремится владеть своими чувствами, чтобы эмоции не сбивали ясный ход ее мыслей, ей присуще стремление к самоанализу. Очевидно, что Лиззи вообще не способна на любовь с первого взгляда: настоящее чувство рождается в ее сердце не в результате первых впечатлений, но по про­шествии длительного времени, в результате процесса узнавания и опы­та, подкрепленных глубокими размышлениями. Именно поэтому Лиззи уверена в себе и в своих чувствах. Она строго придерживается соб­ственных взглядов на то, что такое приличие и благоразумие, счастье и брак, считая залогом семейного счастья не сословные и материальные критерии, а полноту и искренность чувств, питаемых будущими супругами.

Глубокое проникновение во внутренний мир героини достигается за счет авторских комментариев, а также монологической и несоб­ственно-прямой речи. При создании образа Дарси Остин использует те же средства, кроме внутренних монологов, видимо, не полагаясь на свое знание мужской психологии, а также характеризует героя через посредство писем. Важными элементами формирования образа ока­зываются и суждения, высказываемые о Дарси другими персонажа­ми. Причем если в начале романа суждения негативные и формируют отрицательный образ Дарси, то с момента визита Элизабет и Гардинеров в Пемберли мнения посторонних о Дарси помогают героине избавиться от сформировавшегося стереотипа и оценить его положительные качества.

­сан как обладатель аристократической внешности, статной фигуры и правильных черт лица. Между тем восприятие его окружающими от­мечено двойственностью. Его красотой и обаянием восхищаются, пока знают о нем только то, что он знатен и богат, когда же он проявляет заносчивость и гордыню, его внешность начинает производить не­приятное впечатление. Асоциальность Дарси подчеркивается контра­стным противопоставлением ему образа Бингли: «Дарси ценил Бингли за его легкую, открытую и податливую натуру, хотя эти качества резко противоречили его собственному нраву, которым он отнюдь не был недоволен. Бингли вполне полагался на дружбу Дарси, весьма доверяя его суждениям, более глубоким, чем его собственные. Хотя Бингли вовсе не был недалеким человеком, но Дарси был по-настоя­щему умен. В то же время Дарси был горд, замкнут, и ему трудно было угодить. Его манеры, хотя и свидетельствовали о хорошем воспита­нии, не слишком располагали к себе окружающих. В этом отношении его друг имел перед ним значительные преимущества. Где бы ни по­казался Бингли, он сразу вызывал к себе дружеские чувства. Дарси же постоянно всех от себя отталкивал».

«неразумного», с его точки зрения, увлечения Джейн Беннет, но и борется против собственной склонности к Элизабет, сознавая, что общественное положение девушки не соответствует его рангу.

Как показывает Остин, отношение к Элизабет действительно ме­няет характер Дарси. Из разговоров Элизабет и Дарси видно, что мо­лодой человек не имеет ничего против нее лично и даже на наиболее вызывающие реплики Лиззи отвечает с вежливой доброжелательно­стью. Вместе с тем он подозревает, что девушка относится к нему предвзято, и даже высказывает мысль, что Элизабет «намеренно не пони­мает людей», и просит ее не торопиться с выводами о его духовном облике. Некоторые фразы Дарси выдают его чувства с головой. Например, во время визита Элизабет к Коллинзам он упрекает ее в чрез­мерной привязанности к родным местам, и его реплика выдает его сокровенное желание увезти Лиззи из Лонгборна.

­ся в любви, однако он все еще остается гордецом, не сомневающимся, что любая девушка почувствует себя осчастливленной его снисхожде­нием. Любовь и гордость пока еще имеют равную власть над Дарси, и обвинение Элизабет в том, что он объяснился с ней не так, «как подо­бает благородному человеку», ранит его не менее сильно, чем сам отказ Элизабет. Действительно, Дарси считал себя истинным аристократом, и именно сословные предубеждения мешали ему дать волю своему чувству. С этого момента лучшее «я» Дарси начинает борьбу с живущей в нем гордыней.

Добрыми делами герой заставляет Элизабет изменить свое мнение о нем, но на повторное объяснение с ней он отваживается только по­сле того, как узнает о переменившемся отношении к себе. Во время этого объяснения оба героя признаются в своих ошибках. В простран­ном монологе Дарси сетует на то, что его воспитали эгоистом и горде­цом: «Мне привили хорошие принципы, но позволили следовать им с гордостью и высокомерием... Они допускали, одобряли, почти вос­питывали во мне эгоизм и властность, пренебрежение ко всем, кто находился за пределами нашего семейного круга, презрение ко всему остальному миру, готовность ни во что не ставить ум и заслуги других людей по сравнению с моими собственными». Заслуга Элизабет — в том, что она научила его смирению.

­забет — подходить к принятию решений более ответственно, не до­веряя первым впечатлениям и порывам. Красота и роскошь Пемберли-холла послужат благоприятным фоном для гармоничного союза интеллектуально развитой и духовно богатой четы.

«Мэнсфилд-парк» Остин показывает жизнь помещичьей усадьбы и ее обитателей. Глава семейства сэр Томас Бертрам изобража­ется писательницей как образец справедливости, образованности, хороших манер и утонченного вкуса, определяющих атмосферу в Мэнсфилд-парке. В его персоне Остин хотелось бы видеть гарантию правиль­ного, размеренного хода вещей в усадьбе, а отъезд сэра Томаса в Вест-Индию становится прологом к многим неприятностям в жизни мэнсфилдского семейства. Как и другие сочинения писательницы, ро­ман несет читателям нравственный урок: чистая душой, верная, беско­рыстная Фанни выходит замуж за достойнейшего из представителей молодого поколения, а нарушающие принципы отцовского воспита­ния барышни Бертрам и их старший брат расплачиваются за прояв­ленную ветреность и нравственные ошибки. Критерием положитель­ности героев становится неподверженность их мирской суетности. Живущая в семействе дяди на положении бедной родственницы Фан­ни безколебаний отвергает предложение, сделанное ей богачом Генри Крофордом, предпочитая остаться верной своей кажущейся безнадеж­ной любви к младшему кузену Эдмунду. Эдмунд, единственный безуп­речный представитель младшего поколения Бертрамов, превыше все­го ставит свое призвание к духовной карьере и находит силы подавить в своем сердце любовь к Мэри Крофорд, которая с презрением отно­сится к избранной им стезе. Важную роль играет в романе и образ брата Фанни Уильяма — такой же идеальный герой, как и его сестра, он сто­ически переживает невзгоды и намерен честно служить родине, не стре­мясь к громким чинам, славе и богатству.

По степени убедительности лишенные недостатков идеальные ге­рои «Мэнсфилд-парка» проигрывают таким колоритным персонажам, как миссис Норрис, являющая собой типичный образчик британско­го снобизма, или же Генри и Мэри Крофорд, которые, будучи в прин­ципе неплохими людьми, искалечены полученным ими воспитанием, превратившим их в безнадежных циников. Наименее психологически достоверен образ Фанни Прайс, которая без потерь для своей души прошла через годы домашней тирании тетушки Норрис, как должное приняла отсутствие родительского участия в своей судьбе, удоволь­ствовалась ролью скромной приживалки, обязанной из благодарно­сти к состоятельным родным удовлетворять их прихоти, полностью отрекаясь от собственных интересов. Однако Фанни — единственная идеальная героиня романов Остин, и, как ни заманчива идея суще­ствования такого земного ангела, в дальнейшем Остин вновь обра­щается к созданию более реальных женских образов.

Последние романы писательницы, «Эмма» и «Доводы рассудка», составляют своеобразный диптих: в первом из них Остин иллюстри­рует возможные последствия излишней самонадеянности, во вто­ром — показывает опасность, подстерегающую того, кто, напротив, полагается на мнение других.

­рить в доме своего отца. Девушка обладает добрым нравом, спокойна и жизнерадостна, нежно привязана к отцу, замужней сестре и ее ма­лышам, к гувернантке мисс Тейлор, дружба с которой не прекрати­лась и после того, как та вышла замуж за мистера Уэстона. Однако уже в первых строках романа Остин сообщает читателю об излишней самостоятельности героини. Прожив на свете двадцать один год, «по­чти не ведая горестей и невзгод», Эмма привыкла поступать, как ей вздумается, и «излишне лестно думать о себе». ­винны и бывшая гувернантка, души не чаявшая в своей воспитанни­це и не способная обуздывать ее самонадеянность, и отец, слишком рано состарившийся, слишком «чувствительный» и ранимый, чтобы всерьез обременять себя размышлениями о характере дочери. Эмма берет на себя смелость распоряжаться чужими судьбами, властно вме­шиваясь в устройство личной жизни своей новой подруги Гарриет. Вбивая ей в голову нелепые претензии, Эмма чуть было не разрушила счастье подруги, пытаясь разлучить ее с любящим ее фермером Мар­тином. Попытки Эммы играть с сердцами окружающих ее людей не приводят к добру: Гарриет унижена попыткой Эммы навязать ее пас­тору Элтону, который, будучи чванливым снобом, в свою очередь, оскорблен мыслью о возможности подобного мезальянса. Самой же Эмме приходится пережить немало неприятных минут, когда она уз­нает, что поощряемая ею к общению с молодыми людьми из благо­родного сословия Гарриет влюблена в Джорджа Найтли, и понимает, что сама давно любит этого человека. К счастью, недоразумение раз­решается с минимальными потерями для всех заинтересованных сто­рон, и в конце романа читателя уведомляют о трех счастливых супру­жеских союзах, заключенных в местной церкви.

«Доводы рассудка») своей зависимостью от мнения окружающих напоминала Гарриет, однако ее натура оказалась более глубокой, и страдания, вызванные разрывом с женихом, сочтен­ным близкими людьми неподходящей для нее партией, не только от­разились на ее внешности, но и придали решительности для борьбы за свое счастье. Рабочее название романа — «Эллиоты» — свидетель­ствует о первоначальном намерении писательницы изобразить в нем жизнь семьи провинциального баронета сэра Уолтера Эллиота, чело­века недалекого и черствого, кичащегося своим положением и неспо­собного умерить спесь даже после того, как финансовые затруднения побуждают его сдать в аренду родовое поместье Киллинч-холл: «Тще­славие составляло главную черту в натуре сэра Уолтера. Тщеславился он своими качествами и положением. В молодости он был до чрезвы­чайности хорош собой; и в пятьдесят четыре года черты его еще со­храняли привлекательность. <...> Выше дара красоты ставил сэр Уол­тер единственно благословение баронетства; а счастливо сочетая оба эти преимущества, и был он постоянным предметом собственного искреннего преклонения и преданности». Из трех своих дочерей ба­ронет души не чаял в старшей, Элизабет, которая и внешностью, и характером пошла в него и должна была «поддержать честь рода», равнодушно относился к Мэри, вышедшей замуж за умного, чуткого и доброго сына состоятельного помещика, полагая, что дочь «урони­ла» достоинство семьи, снизойдя до нетитулованного мужа, а Энн не внушала ему ничего, кроме разочарования, потому что при ее не слиш­ком привлекательной внешности едва ли могла рассчитывать на брак с титулованной особой.

Уэнтуорт — «прекрасный собою, с высокой душою и умом». Ни живость ума, ни остроумие, ни блестящие перспективы, открывавшиеся перед молодым офицером, отличившимся в морских баталиях, не могли перевесить отсутствие состояния и титула, и моло­денькая Энн была вынуждена подчиниться воле близких. Решающую роль в разрыве помолвки сыграла старшая подруга Энн леди Рассел, фактически заменявшая ей покойную мать. Девушку убеждают в не­разумности предполагаемого союза, и Энн соглашается на разрыв толь­ко потому, что ее удается убедить, будто брак этот принесет вред не только ей, но и Фредерику. Понадобилось несколько лет, чтобы Энн поняла свою ошибку, усомнилась в правильности навязываемых ей убеждений и смогла обрести счастье с любимым человеком. Таким образом, в последней своей работе Джейн Остин вновь обращается к роли разума в жизни человека, объявляя доводы собственного рас­судка единственным надежным средством, с помощью которого че­ловек способен обуздывать свои страсти и рассчитывать собственные поступки.

При жизни талант Джейн Остин был замечен и оценен немноги­ми, поскольку ее творчество, продолжавшее развивать традиции эпо­хи Просвещения, казалось чересчур архаичным, далеким от современ­ной литературной моды. В то же время романы Остин вызывали восхищение Колриджа, Саути и Скотта, позднее их превозносили Маколей и Теккерей, ее произведения оказали глубокое влияние на твор­чество Гаскелл. Однако большое видится на расстоянии, и XX в. при­нес Остин подлинное признание. Ее творчеством восхищались В. Вулф, Э. Форстер, С. Моэм, Р. Олдингтон и многие другие известные писа­тели. С позиций времени очевидно новаторство писательницы, пред­восхитившей в своих романах главенствующие принципы реализма XIX в. и оказавшей несомненное влияние на развитие английского романа.