Маргарита Переслегина
ДИККЕНС ЧАРЛЗ ДЖОН ХАФФАМ
http://bibliogid.ru/articles/4177
Зимними вечерами, когда тихо падает снег за окнами, а в доме тепло и уютно и скоро Рождество, хорошо читать и перечитывать Диккенса. Далёкие времена, туманный Лондон, где так легко заблудиться, странные истории — смешные и печальные, но непременно с хорошим концом… «Литература для чтения у камина»? Может быть. Но не была ли похожа на рождественскую сказку и жизнь самого Чарлза Диккенса, бедного мальчика, ставшего самым знаменитым и любимым писателем Англии?
Перелистаем же эту жизнь, как книгу, страница за страницей.
У Джона Диккенса, чиновника морского ведомства, и его жены Элизабет было восемь детей. Жалованья едва хватало на жизнь, а отец, добрый и беспечный, легко занимал и тратил деньги, не думая о последствиях. Кончилось это лондонской долговой тюрьмой, куда за ним отправилось и всё семейство.
Мистер и миссис Диккенс решили, что Чарлз, как старший сын, должен помогать семье. Он жил один и работал на фабрике ваксы за шесть шиллингов в неделю, с восьми утра до восьми вечера, а было ему тогда двенадцать лет. По субботам и воскресеньям мальчик навещал родных в тюрьме Маршалси, в свободные часы бродил по Лондону. Чего только не навидались его детские глаза в трущобах Ист-Энда и Сэвен-Дайелс! Нищие, бездомные, голодные дети, старики и женщины; калеки настоящие и мнимые, воры, убийцы, скупщики краденого; мошенники всех мастей, оборванные, но не теряющие достоинства, — всё это он запомнит навсегда.
Когда Чарлзу исполнилось тринадцать, случилось первое маленькое чудо в его жизни. Джон Диккенс получил наследство (не очень большое), вышел из тюрьмы и отдал сына в школу с пышным названием «Академия Веллингтон-Хаус».
После школы, вместо колледжа юный Диккенс сначала поступил рассыльным в судейскую контору, потом стал клерком у стряпчего. Изучив стенографию, служил в Докторс-Коммонс (коллегия юристов, семейные и наследственные дела), потом — разными завитками и крючками обозначал на бумаге речи «достопочтенных джентльменов» в парламенте и публиковал корреспонденции о них в газетах.
В начале 1830-х гг. Диккенс — самый талантливый молодой репортёр газеты «Морнинг Кроникл» и в этом качестве уже исколесил всю Англию и Шотландию. Он мчался во весь опор в почтовых каретах, ел и спал урывками, писать часто приходилось ночью, держа бумагу на ладони, при свете фонаря. Однажды, набравшись храбрости, он послал в редакцию одной из газет рукопись своего первого рассказа, подписав его псевдонимом «Боз».
«Очерки Боза» (1836) — зарисовки из жизни Лондона и его обитателей, наблюдения забавные и грустные, очень понравились публике. И в том же 1836 году издатели Чэпмен и Холл предложили молодому автору сделать подписи к серии юмористических рисунков художника Р. Сеймура о приключениях незадачливых джентльменов.
Это был звёздный час Чарлза Диккенса! Он придумал мистера Пиквика и принялся сочинять «Посмертные записки Пиквикского клуба». В ходе работы всё менялось: вместо коротких текстов стал возникать какой-то необычный комический роман с живыми и весёлыми героями-чудаками; внезапно умершего Р. Сеймура заменил художник Х. Н. Браун, который (под псевдонимом «Физ») будет позднее иллюстрировать многие книги Диккенса.
Ежемесячные выпуски «Записок» пользовались умеренным успехом, пока у простодушного мистера Пиквика не появился расторопный и острый на язык слуга по имени Сэм Уэллер. Тут тираж издания сразу подскочил в десятки раз, а на Диккенса обрушилась настоящая слава.
Диккенса. Они выбегали ему навстречу и, получив тоненькую книжечку, начинали читать её прямо на дороге, иногда заглядывая друг другу через плечо. Им так хотелось поскорее узнать: что же будет дальше? Удастся ли Оливеру Твисту сбежать из воровской шайки? Что будет с маленькой Нелл и её старым дедушкой? И поймёт ли наконец Дэвид Копперфилд, как любит его Агнес?
Отныне главные события жизни Чарлза Диккенса — его книги. Они публикуются в журналах и выходят дешёвыми изданиями каждый год. 1837 — «Записки Пиквикского клуба» и «Оливер Твист», 1838 — «Жизнь и приключения Николаса Никлби», 1840 — «Лавка древностей», 1842 — «Американские заметки», 1843 — «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» и так далее. Что ни книга, то шедевр, любого из которых другому писателю хватило бы, чтобы всю жизнь почивать на лаврах: «Домби и сын», «Жизнь Дэвида Копперфилда», «Холодный дом», «Повесть о двух городах», «Большие надежды», «Наш общий друг», а также рассказы, статьи, «История Англии для детей»…
Почти в такой же последовательности, как романы, появлялись на свет и дети, которых у Диккенса и его жены Кэтрин было десять. «Весь дом наполнен мальчишками, и каждый мальчишка… обладает необъяснимой и ужасающей способностью оказываться одновременно повсюду, имея на ногах никак не меньше четырнадцати пар ботинок со скрипом». Диккенс держал своих мальчишек и девчонок в строгости, но нежно любил их и устраивал для них чудесные праздники, особенно на Рождество.
Дети сохранили воспоминания о том, как он работал: «Когда отец писал очередную толстую книгу… то проживал в это время две жизни. Одну — среди нас, своих домашних, другую — в окружении им же выдуманных персонажей… я уверен, что временами создания его фантазии были для него более реальными, чем мы, живые… Я очень хорошо помню, как отец рассказывал, будто его герои толпятся вокруг его письменного стола… В эти дни персонажи не оставляли его в покое даже на прогулке» (Чарлз Диккенс-младший).
Прогулки были для Диккенса продолжением работы. Он проходил по двенадцати миль в день, стремительно, перегоняя своих спутников. Особенно нравилось ему гулять по ночам, когда ничто не мешало его размышлениям. Увлекаясь, он шагал всё быстрее, почти летел над ночными улицами, словно догоняя какой-то ускользающий образ…
«Домашнее чтение» и «Круглый год», издателем и редактором которых был сам писатель. Но совершенно особое значение он придавал публичным чтениям своих книг. Диккенс читал со сцены отрывки из «Оливера Твиста», «Дэвида Копперфилда» и других книг в Англии, Шотландии, Ирландии, во Франции и Америке.
Люди, слышавшие эти выступления, хранили память о них всю жизнь.
«На помосте одиноко стоял худощавый человек, спокойно взирая на длинные ряды слушателей. Казалось, он, стоя на совершенно пустой сцене, таинственным образом держит в напряжении весь зал. И тут он начал читать… Копперфилд, Стирфорт, Ярмут, рыбаки, Пегготи, внезапно начавшаяся буря — всё было здесь, всё окружило нас… Не было ни актёров, ни музыки — ничего, но я до сих пор ясно вижу перед собой возникшие картины. Свет горит в окошке рыбачьей хижины, стихает смех, начинается буря, затаив дыхание все мы следим за ней с берега, и (это я помню особенно отчётливо) огромная волна обрушилась на сцену откуда-то сверху, сметая всё на своём пути… Баркас, фигура Стирфорта, который… борется за жизнь, ухватившись за обломок мачты… Всё кончилось. Мы смеялись и плакали от пережитого волнения…» (Энн Теккерей Ритчи, дочь Уильяма Теккерея).
О чём бы ни писал Диккенс — о детском ли одиночестве посреди жестокого мира взрослых, о человеческой гордыне, убивающей любовь; смеялся ли над болтовнёй «государственных мужей», застёгнутых на все пуговицы, или просто тихо радовался, слушая, как чайник поёт над огнём свою песенку, — он всегда попадал в самую суть предмета и в сердца своих читателей.
Только один раз он обманул их ожидания. Весь последний день своей жизни Диккенс работал, чтобы успеть закончить очередной выпуск романа «Тайна Эдвина Друда». Он дописал главу и поставил точку. Роман был готов наполовину. Но «что же было дальше», мы не узнаем уже никогда.
стал днём национального траура. Но памятников Диккенсу в Англии действительно нет.
Он просил также, чтобы в усадьбе Гэдсхилл-Плейс, в доме, где прошли последние четырнадцать лет его жизни, открыли школу. Воля Диккенса была исполнена, и в его доме до сих пор звучат детские голоса.
Маргарита Переслегина