Приглашаем посетить сайт

Муратов М. Н.: Черты готической и просветительской литературы в романе М. У. Шелли "Франкенштейн, или Современный Прометей": интертекстуальное прочтение.

М. Н. Муратов

Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет
им. Н. Г. Чернышевского, г. Чита, Россия


М. У. ШЕЛЛИ «ФРАНКЕНШТЕЙН, ИЛИ СОВРЕМЕННЫЙ ПРОМЕТЕЙ»:
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОЕ ПРОЧТЕНИЕ

Научное творчество XXI века: Сборник трудов Ежегодной
Всероссийской научной конференции учащихся, студентов и молодых ученых «Научное творчество XXI века» (февраль 2009) / Сборник трудов в 2-х томах. Т. 2. – Красноярск: Научно-информационный издательский центр, 2009.

&p_page=11

В истории мировой литературы есть имена и названия, которые у всех на слуху. Таков роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818) английской писательницы Мэри Уолстонкрафт Шелли (1797–1851). Это роман о великом свершении и роковой ошибке человеческого гения. Студент Виктор Франкенштейн сумел найти способ оживить человека, собранного из фрагментов тел нескольких покойников. Существо двигалось, реагировало на раздражения, проявляло свободу воли. Оно сбежало, сполна ощутило жестокость толпы, в страданиях обрело способность говорить – и вернулось к своему создателю, чтобы призвать его к ответу. Потребовать для себя душу [1].

Судьба Франкенштейна стала особым знаком, который с течением времени охватывает всё более широкие культурологические слои, далеко уходя от обозначенной писательницей проблемы. В массовом сознании ХХ столетия Франкенштейн начинает воплощать демонические черты, трансформировавшись в монстра, которого он сотворил. Естественно, что произведение отделяется от писателя и начинает жить самостоятельной жизнью [6]. Но в чём же секрет такого долголетия и постоянной популярности романа Мэри Шелли? Возможно всё дело в философском подтексте: Шелли провела потрясающе точную грань между наукой и моралью. Наука – путь познания мира. Душа – символ непознаваемого в человеке. Мы отказываем в душе извергам и изуверам, потому что в их жестокости нет нравственной тайны [1]. Эта внешне простая идея настолько опередила свое время, что на протяжении XIX и XX вв. споры вокруг нее не теряли накала - а если они и утихали, то жизнь быстро возвращала теме актуальность.

Но философская идея – лишь одна из составляющих бессмертия «Франкенштейна». Роман имеет и высокую художественную ценность. Это произведение возникает на скрещении двух литературных традиций: «готической» и «просветительской». Поэтому вполне закономерно соединение структурно разнородных идеологем и художественных приёмов. Такой синтез эстетических систем выделяет роман из множества произведений, написанных в то же время в жанре готического романа.

Прежде чем назвать «Франкенштейн» готическим романом, нужно дать определение этому жанру. Готический роман отличают следующие черты:

2. Повествование окутано атмосферой страха и ужаса и разворачивается в виде непрерывной серии угроз покою, безопасности и чести героя и героини.

3. Мрачная и зловещая сцена действия поддерживает общую атмосферу таинственности и страха.

4. В ранних готических романах центральный персонаж – девушка. Она красива, мила, добродетельна, скромна и в финале вознаграждается супружеским счастьем, положением в обществе и богатством.

5. Сама природа сюжета требует присутствия злодея. В поздних образцах жанра он обретает полноту власти и обычно является двигателем сюжета [5].

«Франкенштейн» Мэри Шелли прослеживаются не все черты, присущие готической литературе. Точнее, в произведении соблюдена только одна черта канонического готического романа. Это атмосфера страха и ужаса («Окна комнаты были раньше затемнены, а теперь я со страхом увидел, что комната освещена бледно-желтым светом луны. Ставни были раскрыты, с неописуемым чувством ужаса я увидел в открытом окне ненавистную и страшную фигуру…» [7, c. 179]).

Но «Франкенштейн» привлекает внимание и как философский роман. В. Скотт писал: «…“Франкенштейн” напоминает “Путешествия Гулливера”, где самые диковинные вымыслы допускаются ради того, чтобы извлечь из них философский смысл и нравственный закон» [4]. В связи с этим, необходимо рассмотреть роман, как произведение, испытывающее влияние эпохи Просвещения.

Одной из основных тем романа «Франкенштейн» становится идея превосходства разума, могущества научной мысли, бросающей вызов природе. И произведение Мэри Шелли можно назвать просветительским романом, несмотря на то, что роман был написан в 1818 году, в эпоху заката философии Просвещения и расцвета романтизма. У истоков Просвещения стоит английский философ Джон Локк (1632-1704). Своими философскими трактатами он проговорил идеи, которые на весь XVIII век определили мировоззрение и содержание литературы. Локк говорит, что природа человека двойственна. Кроме разума, человеку даны ещё и чувства. Отсюда исходит идея сенсуализма, которая заключается в том, что первичным источником познания мира является чувственный опыт человека. Также Локк говорит, что разум человека от рождения – чистый лист (tabula rasa). Все наши знания – результат собственного познания мира. Природа закладывает в душу человека врождённые чувства («естественные нравственные чувства»). Этих чувств у человека три: чувство сострадания, чувство стыда и чувство красоты (гармонии). Человек изначально создаётся природой с положительным набором качеств. Значит, огромной социальной проблемой становится проблема воспитания, в процессе которого человек должен сохранить эти природные качества [2].

Молодой ученый Виктор Франкенштейн, во многом напоминающий гетевского Фауста, убежден во всемогуществе человеческого разума. «Я уже говорил, что всегда был одержим страстным стремлением познать тайны природы. Несмотря на неусыпный труд и удивительные открытия современных ученых, изучение их книг всегда оставляло меня неудовлетворенным. Говорят, сэр Исаак Ньютон признался, что чувствует себя ребенком, собирающим ракушки на берегу великого и неведомого океана истины» [7, c. 93]. Опьяненный мечтой о небывалых научных свершениях, стремясь уподобиться античным богам и героям, Франкенштейн совершает чудо: в результате эксперимента создает человекоподобное существо – гиганта, наделенного небывалой мощью и энергией. Франкенштейн, подобно Прометею, крадёт божественный огонь жизни и будет за это жестоко наказан. Существо, созданное Франкенштейном, соответствует теории Локка о «естественном человеке». Оно наделено тремя естественными качествами: чувством сострадания («…доброта тронула меня. По ночам я обычно похищал у них часть запасов, но, убедившись, что им это в ущерб, я перестал так делать…я нашел способ помогать им… я стал по ночам брать его орудия…и приносил им запас на несколько дней» [7, c. 132]), чувством стыда («сперва я отпрянул, не веря, что зеркальная поверхность отражает именно меня, а когда понял, как я уродлив, сердце мое наполнилось горькой тоской и обидой» [7, c. 134]), чувством красоты («я любовался красотой обитателей хижины – их грацией и нежным цветом лица…» [7, c. 134]). Но, в процессе воспитания, Создание обретает и отрицательные качества: коварство, ненависть, мстительность, жестокость. И винить в этом нужно социум. Так, в образе Существа, полностью подтверждается теория Локка о «естественном человеке». Но образ Виктора Франкенштейна отражает кризис Просвещения. Разум, освобожденный от предрассудков, не становится высшим авторитетом. Посягательство человека на лавры творца оборачивается катастрофой.

перевоссоздание, неожиданная модификация идейной, тематической, образной цитаты формирует особую “мерцающую” эстетику. И чем произведение известней (а для проявления “мерцающего” эффекта необходима узнаваемость текста и эстетом, и широким читателем), тем шире возможности постмодернистского плюрализма [6]. Нужно задаться вопросом: а почему из немаленького творческого наследия писательницы только первый роман так притягивает и массового читателя, и искушённого ценителя, хотя другие её произведения по художественным достоинствам не уступают «Франкенштейну»? Ответ, на наш взгляд, заключается в том, что в первом романе Мэри Шелли затронула важнейшие вопросы человеческого бытия, которые пронизывают философские, научные и эстетические искания на протяжении столетий: может ли человек выступать в роли Бога, продуцируя себе подобного, имеет ли он право на вмешательство в загадки природы, каким образом происходит сотворение жизни, была ли создана Ева из ребра Адама [6]? Именно эта проблема сотворения Вселенной, изначально бывшая прерогативой Бога, так притягивает писателей ХХ века. Думается, это происходит потому, что внутреннее ощущение вседозволенности Виктора Франкенштейна наиболее созвучно большинству писателей, придерживающихся модернистской и постмодернистской эстетики. К примеру, постмодернизм не мыслит духовного развития человека без процесса подлинного творчества, в котором есть скрытая тайна вдохновения, что сродни божественному промыслу [6].

«…как получилось, что роман Мэри Шелли превратился в своеобразную эхо- камеру культуры; теперь спустя сто шестьдесят четыре года, мы имеем овсянку «Франкенберри»; старый телесериал «Мюнстеры»; модный конструктор «Аврора Франкенштейн» и такие выражения, как «вылитый Франкенштейн», для обозначения чего-то предельно уродливого? Наиболее очевидный ответ – фильмы. Это заслуга кино. Как указывалось в литературе о кинематографе ad infinitum, фильмы великолепно подошли для культурной эхо-камеры…» [3, c. 61]. Созданию Франкенштейна довелось стать первым искусственным существом, вышедшим на экран. Первая экранизация произведения Мэри Шелли датируется 1910 г. а последняя 2004 г. Но какая же сила превращает «Франкенштейна» в фильм, и не один раз, а снова и снова? Один из возможных ответов: сюжет, хотя и постоянно изменяемый кинематографистами, содержит удивительную дихотомию, которую вложила в него Мэри Шелли: с одной стороны мы чувствуем ужас и отвращение, испытываемое Франкенштейном по отношению к созданному им безжалостному, страшному существу. Но с другой стороны, мы понимаем, что чудовище не виновато [3, c. 64].

Суть истории функционирования романа “Франкенштейн” заключается в том, что на протяжении почти двухсот лет это произведение бесконечно растаскивалось на цитаты и цитации, оно обрастало невероятным количеством адаптаций, аллюзий, пародий, буффонад. Все эти поздние напластования, уходя всё дальше от исходного текста, представляют собой не примитивные дополнения к франкенштейновскому мифу, но сами по себе, оттолкнувшись от первоисточника, являются самостоятельным неомифом ХХ века [6]. Роман Мэри Шелли, который современники воспринимали как некий художественный эксперимент, возникший на стыке готической и просветительской эстетики, мощно пророс в ХХ столетии. Имя Франкенштейна стало нарицательным. Трудный и архаичный для современного читателя роман Мэри Шелли кинематограф сделал достоянием массовой культуры и массового сознания. При этом сюжет, тема, идея, урок романа то извращались, то игнорировались, то толковались заново, то восстанавливались в якобы первоначальном смысле, который ушел в прошлое вместе с эпохой высокого романтизма [1].

Список использованных источников

2. Елистратова А. А. Просветительский роман (http://feb-web.ru/feb/ivl/vl5/vl5-0462.htm).

– М.: АСТ, 2003. – 411 с.

4. Скотт В. О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Э. Т. В. Гофмана (http://valter-skott.ru/O_sverhxestestvennom_vliterature/page6.html)

6. Струкова Т. Долгая жизнь романа Мэри Шелли «Франкенштейн» (http://lit.1september.ru/2002/28/16.htm)

7. Шелли М. У. Франкенштейн, или Современный Прометей // Антология ужасов. – М.: Блицинфо, 1991. – 367 с.