Мнацаканян К. А.: Психологизм пейзажной детали в прозе Джейн Остин.

Мнацаканян К. А. (ПСТБИ)

ПСИХОЛОГИЗМ ПЕЙЗАЖНОЙ ДЕТАЛИ В ПРОЗЕ ДЖЕЙН ОСТИН

XV ЕЖЕГОДНАЯ БОГОСЛОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ 2005 г

Выбор подобной темы для анализа может на первый взгляд показаться несколь­ко неожиданным. Действительно, пейзаж в прозе Остин никогда не занимал значи­тельного места. В ранних ее произведениях, написанных в эпистолярной форме, та­ких, как «Juvenilia» и «LadySusan», пейзажные детали вообще практически отсутст­вуют. И в дальнейших ее произведениях описания природы или места действия за­нимают крайне скромный объем, особенно по сравнению с творчеством ее совре­менников-романтиков, с которыми она полемизировала, и предшественников-просветителей, например Филдинга или Стерна, которых она любила и ценила. В отличие от широкомасштабных полотен просветительских романов, где зачастую представлена вся Англия «в продольном и поперечном срезе», романы Остин отли­чаются камерностью и отсутствием эпического размаха. Сама Остин определяла те­матику своего творчества как описание «жизни нескольких семейств, живущих в сельской местности»¹. Действительно, поскольку Остин принципиально предпочи­тала не описывать того, чего она не знала и о чем не имела собственного представ­ления, место действия в ее романах - практически всегда сельские усадьбы; иногда действие происходит в небольших курортных городках, где бывала сама Остин: в Лайме или Бате; изредка и ненадолго действие может переноситься в Лондон. При этом пейзажные зарисовки будь то сельской или городской местности не занимают в тексте сколько-нибудь значительного объема. Если не считать двух-трех достаточ­но пространных описаний поместий (таких, как Пемберли или Мэнсфилд-парк), пейзажные детали сводятся буквально к одному-двум штрихам, которые зачастую даже не составляют одного законченного предложения, а как бы «вкрапляются» в текст легкими отдельными «мазками». Исключение составляет ее последний роман «Доводы рассудка»: здесь художественная манера Остин заметно отличается от сти­листики ее прежних произведений. Это относится также и к пейзажным зарисов­кам.

Даже когда по развитию сюжета возникает мотив путешествия «за поисками новых впечатлений»² , как, например, поездка Элизабет Беннетт с дядей и тетей на север Англии, Остин со свойственной ей иронией тут же предупреждает читателя, чтобы он не настраивался на традиционные в таких случаях подробные описания достопримечательностей, сводя их к сухому перечислению: «целью настоящего по­вествования не является описание всего Дербишира или каких-нибудь примеча­тельных мест по пути к этому графству. Оксфорд, Бленхейм, Уорик, Кенилворт, Бирмингем и т. д. достаточно хорошо известны»³­чали, что при том, что большинство названий поместий и усадеб в ее произведени­ях вымышлены, она всегда предельно точна в топографии, в особенности, в опре­делении точных расстояний. Читателю, например, сообщается о том, что Лукас -Лодж находится в пятидесяти милях от Розингс-парка, что поместье мистера Найт-ли расположено в миле от Хартфилда, и т. д.

Таким образом, читатель получает са­мое «достоверное» и реалистическое представление о месте действия.

Как известно, Остин сознательно полемизирует как с преромантической эсте­тикой «готического» романа, так и с собственно романтической эстетикой, уже явившей свои образцы в творчестве Вордсворта, Кольриджа и др., и организация пространства в целом и пейзажные описания в частности становятся важными кон­структивными аргументами в этой полемике. В раннем романе «Нортенгерское аб­батство», где пародируются основные сюжетные и психологические клише «готиче­ского романа», пейзаж также становится неотъемлемой частью этого пародирова­ния. Но здесь эти детали пока еще крайне редки и даны в виде иронического автор­ского комментария. По мере развития и углубления повествовательной манеры Ос­тин пейзажная деталь становится все более и более функциональной и начинает не­сти в себе все больше дополнительных смысловых нагрузок. Так, в романе «Чувст­во и чувствительность» пейзажная деталь перестает быть только элементом автор­ского нарратива. Писательница все чаще «передоверяет» оценку окружающего пей­зажа своим героям, и подчеркнутая оппозиция в восприятии природы между ро­мантически настроенной Марианной и более рациональным и трезво мыслящим Эдвардом является одновременно и авторским манифестом в определении крите­риев живописности, и важной психологической характеристикой участников этого диалога. Здесь пейзажная деталь, участвуя в прямой речи героев, как нельзя лучше иллюстрирует доминантные черты их натуры. Такова, например, полная восклица­ний восторженная речь Марианны, посвященная опавшим листьям в Норленде: «Ах! С каким восторгом, бывало, я наблюдала, как они облетают! Как я наслажда­лась, когда ветер закручивал их вихрями вокруг меня во время прогулок! Какие чувства пробуждали и они, и осень, и самый воздух!»⁴. Реплики другого участника это­го диалога, Эдварда, напротив, подчеркнуто спокойны и ироничны, и в пейзаже его внимание привлекают совершенно иные детали:

«— Места здесь красивые, — ответил он, — но зимой дороги, вероятно, утопают в грязи. - Как можете вы вспоминать о грязи, видя перед собой такое великолепие! - Потому лишь, — ответил он с улыбкой, — что вижу перед собой и весьма грязный проселок»⁵

«Я назову холм крутым, а не гордым, склон - неровным и бугристым, а не поч­ти неприступным, скажу, что дальний конец долины теряется из вида, хотя ему над­лежит лишь тонуть в неясной голубой дымке. Это отличная местность, холмы кру­тые, деревья в лесу одно к одному, а долина выглядит очень приятно - сочные луга и кое-где разбросаны добротные фермерские постройки. Именно такой пейзаж я и называю отличным - когда в нем красота сочетается с полезностью... Охотно верю, что тут полным-полно скал и утесов, седого мха и темных чащ, но эти прелести не для меня... Корявые, искривленные, разбитые молнией деревья меня не восхища­ют, я предпочитаю видеть их стройными, высокими, непокалеченными. Мне не нравятся ветхие, разрушающиеся хижины. Я не слишком люблю крапиву, репьи и бурьян... Добротный фермерский дом радует мой взгляд более сторожевой башни, и компании довольных, веселых поселян мне несравненно больше по сердцу, чем банда самых великолепных итальянских разбойников»⁶.

Показательно, что этот важный для поднимания не только взглядов Остин, но и характера Эдварда монолог заканчивается свойственной ее манере своеобразной «оценочной точкой», которая сразу же определяет отношение обеих сестер к услы­шанному, и, соответственно, по их реакции читатель получает дополнительные штрихи и к их психологическому портрету: «Марианна поглядела на Эдварда с изумлением, а затем бросила на сестру сострадательный взгляд. Но Элинор только засмеялась»⁷.

Можно сказать, что Остин вполне солидарна со своим героем в критериях оцен­ки красоты и живописности пейзажа: не только реалистичность в описании, но и «полезность» является для нее важной художественной категорией. Пейзажная де­таль в ее прозе действительно редко является самодостаточной; она практически всегда несет в себе некую «полезную нагрузку», а подчас и не одну. В таких рома­нах, как «Чувство и чувствительность» и «Гордость и предубеждение», «Эмма», пей­зажная деталь чаще всего используется Остин в одной из трех основных функций: в качестве сюжетообразующей, для мотивации действий персонажей или для харак­теристики того или иного персонажа. Иногда эти функции совмещаются. Приме­ром того, как пейзажная деталь становится сюжетообразующей, может служить эпизод из романа «Чувство и чувствительность», где прогулка по крутому склону и начавшийся дождь приводят к падению Марианны и «романтическому» знакомст­ву с Уилоуби. В романе «Гордость и предубеждение» размытая после дождя дорога через поля от Лонгборна до Незерфилда послужила причиной того, что подол пла­тья Элизабет оказывается сильно забрызган грязью, и это обстоятельство, как и сам факт того, что Элизабет решилась преодолеть три мили пешком через поля, дает по­вод сестрам мистера Бингли позлословить на ее счет. В завязавшемся в результате этого диалоге определяется отношение различных персонажей к Элизабет и к ее по­ведению. «Обсаженные кустами дорожки около дома»⁸ в Незерфилде, где прогули­ваются Дарси и мисс Бингли, оказываются слишком узкими, чтобы к ним могли присоединиться еще два человека. Эта маленькая деталь служит здесь поводом для дополнительной иллюстрации определенных черт характера сразу нескольких пер­сонажей - проявляет бестактность миссис Херст, которая, «уцепившись за свобод­ную руку мистера Дарси... предоставила Элизабет дальше идти одной»⁹­вает заинтересованность и чуткость мистера Дарси, который «заметив ее бестакт­ность», предлагает дамам покинуть тропинку и выйти на более широкую аллею, и, наконец, дает возможность Элизабет покинуть неприятную ей компанию, попутно отметив, что втроем они образуют «необыкновенно живописную группу», то есть сравнив их, по сути дела, с пейзажной картиной. В романе «Мэнсфилд-парк» за­пертая калитка в парк дает возможность проиллюстрировать своенравие и легко­мысленность в поведении Марии, которая, не дожидаясь, пока принесут ключ, пробирается по совету Генри Крофорда сквозь изгородь, несмотря на предостере­жения Фанни, и этот эпизод становится важным звеном в углублении психологиз­ма образов четверых задействованных в романе героев: Фанни, Марии, Генри и Ра-шуота. Густой орешник, по которому «словно узким, тесным коридором»¹⁰ ­раются капитан Уэнтворт и Луиза, и «куст раскидистого падуба», который защища­ет присевшую отдохнуть Энн Элиот от их взоров, позволяют ей невольно подслу­шать их разговор, который имеет такое важное значение для понимания взаимоот­ношений главных героев романа «Доводы рассудка». Сильный ветер на берегу моря побуждает гуляющих спуститься вниз по крутой каменной лестнице - и это обсто­ятельство приводит к несчастному случаю с падением Луизы Масгроув на гранит­ные камни набережной Лайма в ключевом эпизоде того же романа.

При том, что проза Остин далека от сентиментализма и романтизма, на страни­цах ее романов подчас встречается такая характерная для этих направлений черта, как соотнесение пейзажа и картин природы с настроением и внутренним состояни­ем героев, хотя выражена она у нее гораздо более редуцированно и неявно. Так, на следующий день после первого предложения Дарси Элизабет выходит в парк, и здесь Остин отмечает, что «за пять недель, проведенных ею в Кенте, в природе со­вершилось немало изменений, и теперь с каждым днем все пышнее раскрывалась молодая листва на рано зазеленевших деревьях»¹¹. Упоминание весенних измене­ний в природе, безусловно, созвучно первым изменениям в отношении Элизабет к Дарси, которые произошли накануне, и, хотя Остин не акцентирует на этом внима­ния и не подчеркивает этого соответствия в тексте открыто, данная деталь возника­ет здесь все-таки не случайно.

— пожалуй, один из немногих примеров того, как пейзажная деталь, используемая для раскрытия характера героя, перерас­тает под пером Остин в развернутый символ.

«Отдельные части обширного парка составляли весьма разнообразную картину. Начав осмотр с одного из его самьж низменных мест, они некоторое время ехали по красивой, широко раскинувшейся роще........... Это было величественное каменное здание, удачно расположенное на склоне лесистых холмов. Протекавший в долине полноводный ручей без заметных искусственных сооружений превращался перед домом в более широкий поток, берега которого не казались излишне строгими или чрезмерно ухоженными. Элизабет была в восторге. Никогда еще она не видела ме­ста, которое было бы более щедро одарено природой и в котором естественная кра­сота была так мало испорчена недостаточным человеческим вкусом»¹². Читатель смотрит на Пемберли и оценивает его глазами героини, и очевидно, что поместье олицетворяет в глазах Элизабет его владельца, отношение к которому у нее посте­пенно меняется. Для иллюстрации этой перемены, которая и составляет основную сюжетную линию романа, Остин старается использовать все имеющиеся в ее распо­ряжении художественные средства, в том числе и пейзажную деталь, выбор которой в данном контексте приобретает особую роль. Далеко не случаен подбор эпитетов и определений в описании поместья и парка: greatvariety, beautiful, wide, remarkable, considerable, handsome, naturalimportance, naturalbeauty. Образпротекающегопереддомомручья: «A stream of some natural importance... without any artificial appearance... Itsbankswereneitherformalnorfalselyadorned» является своеобразной символичес­кой проекцией характера Дарси, и не случайно этому описанию подводит итог оче­редная «оценочная точка» — фраза, отмечающая, какое впечатление этот величест­венный и прекрасный вид производит на Элизабет: «В этот момент она вполне оце­нила, что значит быть хозяйкой Пемберли!»¹³. Далее следует достаточно подробное для Остин описание поместья и парка, где также подчеркиваются их естественная красота и величавость. Те же черты отмечает и миссис Гардинер, описывая свое первое впечатление от Дарси: «Конечно, в нем есть некоторая величавость, но она скорее относится к его внешности и нисколько его не портит»¹⁴«незамыслова­тому мостику, вполне гармонировавшему с окружающей природой». Эта маленькая деталь также исполнена символического смысла, поскольку именно в этот момент между главными героями наконец возникают первые ростки взаимопонимания и доверия. Неоднократно подчеркнутая Остин «необъятность» и красота парка, и то, что его невозможно обойти за один день, тоже служат косвенным намеком на ха­рактер и натуру его владельца, в которой Элизабет еще предстоит открывать много нового для себя. Очевидно, отчасти на это и намекает ей в конце романа в письме ее лукавая и проницательная тетушка: «Я не почувствую себя вполне счастливой, пока не осмотрю весь парк целиком»¹⁵. В контексте этой символической паралле­ли, между видом поместья и характером его владельца реплика Элизабет в ответ на вопрос Джейн, давно ли она любит мистера Дарси, — «Пожалуй, началом можно считать тот день, когда я впервые увидела его восхитительное поместье в Пембер­ли»¹⁶ — звучит как шутка лишь отчасти.

Достаточно часто красота пейзажа не описывается прямо, а передается через то впечатление, которое он производит на зрителей: например, описания моря в Лай­ме в романе «Доводы рассудка» мы практически не встретим, но можем составить впечатление о его красоте хотя бы по следующей фразе: «Молодые люди, проходя мимо унылых заброшенных домов, спускались, спускались, пока не достигли бере­га; они направили путь свой к Кобу»¹⁷ (курсив мой. — КМ.).

«в пространственном концепте Джейн Остин открытость, разомкнутость пространства не связывается со свободой и есте­ственным поведением, а ассоциируется с благопристойностью (decency, goodness), приятностью для взора и упорядоченностью. Причем, эти признаки у Джейн Остин невозможно представить в оппозициях относительно антитезы ­ранства Iоткрытость пространства. У Остин любое пространство отличается упо­рядоченностью и благопристойностью, а замкнутое пространство вызывает лишь раздражение и разочарование, но не является опасным»¹⁸. Соглашаясь со справед­ливостью этой оценки, хотелось бы при этом все же отметить, что любовь к откры­тому пространству, к долгим пешим прогулкам по уединенным тропинкам или ал­леям парка отличает практически всех любимых героинь Остин, в то время как не­любовь к прогулкам и предпочтение находиться в замкнутом пространстве (в пре­делах комнаты или дома) скорее характерно для тех персонажей, к которым автор не испытывает особой симпатии (леди Бертрам, миссис Беннет, Мэри Беннет и т. д.). Любопытно также то обстоятельство, что предложения руки и сердца (важней­шие, ключевые эпизоды в романной структуре Остин), которые делаются в замкну­том пространстве (в комнате, как предложение Коллинза, первое предложение Дарси, предложение Генри Крофорда Фанни Прайс, или в карете, как предложение мистера Элтона Эмме Вудхаус), встречают чаще всего непреклонный и решитель­ный отказ. Решающие же объяснения в любви между главными героями, в тех слу­чаях, когда они описываются подробно, как правило, происходят у Остин на при­роде, на открытом воздухе, на фоне разомкнутой пейзажной перспективы: по доро­ге через поля, как в «Гордости и Предубеждении», или в цветущей аллее, как в «Эм­ме», или в сквере, как в «Доводах рассудка».

Таким образом, при внешнем лаконизме пейзажных деталей и их сравнительно незначительном объеме в общей структуре романного повествования Джейн Ос­тин, они не только создают общий живописный и гармоничный фон, но и практи­чески всегда несут дополнительную функциональную нагрузку, играя заметную роль как в развитии сюжета, так и в углублении психологизма персонажей

1. Демурова Н. И. «Гордость и предубеждение» // Остин Джейн. Гор­дость и предубеждение. М., 1967. С. 267.

2. Остен Джейн.

4. Остен Джейн. Чувство и чувствительность. Мэнсфилд-парк. М., 1997. С. 50.

6. Там же. С. 55.

8. Остен Джейн.

9. Там же.

10. Остен Джейн.

11Гордость и предубеждение. С. 181.

12. Там же. С. 224-225.

13. Там же. С. 225.

15. Там же. С. 296.

16. Там же. С. 338.

17.

18. Интегративная поэтика. ТГУ, 1999. С. 84.