Приглашаем посетить сайт

Голосеева А. А.: Р. Киплинг и "имперский миф" в Эдвардианские годы.

А. А. Голосеева

Р. КИПЛИНГ И «ИМПЕРСКИЙ МИФ» В  ЭДВАРДИАНСКИЕ ГОДЫ

Новая и новейшая история: Межвуз. сб. науч. тр. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - Вып. 19

http://www.sgu.ru/files/nodes/9891/nni.pdf

В последнее время в различных гуманитарных науках таких, как философия, политология, социология, история, все чаще упоминаются понятия «политический миф» и «политическая мифология» 1. Действительно, вопрос использования политических мифов в целях манипуляций массовым сознанием со стороны заинтересованных политических сил (в первую очередь, облеченных властью) и осуществления политического контроля представляет большой интерес.

В этой связи хотелось бы обратиться к творчеству той плеяды «певцов» имперского могущества Англии, которые, собственно, и разрабатывали имперскую мифологию. Самой яркой фигурой среди них был Редьярд Киплинг. При этом, говоря о Р. Киплинге как о создателе мифов, было бы неверно говорить, что он выполнял некий политический заказ, а цель его была насаждать заведомо ложные идеи пропагандистского характера. Сам мифолог может частично или полностью находиться под влиянием мифологии. Он может адаптировать какую-либо мифологему, отдавая себе отчет в рациональности своих действий, но это не значит, что «базовая идея» мифа не увлекла его самого. Это, несомненно, верно по отношению к Р. Киплингу. Он, конечно, верил в те идеи, которые содержались в его произведениях. Нам представляется интересным проследить те изменения, которые наметились в имперской мифологии к началу XXвека.

1901 год - переломный год в жизни Англии. Это начало нового века, год смерти королевы Виктории, окончания викторианской эпохи и начала правления Эдварда VII, год окончания англо-бурской войны. Закончилось время, когда Великобритания безусловно главенствовала в мировой экономике и господствовала на морях. Страна стала проживать нажитое богатство, и наиболее чуткие умы это остро ощутили. Начинались поиски новых (или обновление старых) идей и идеалов.

Интересно то, что 1901 год стал определенной вехой и в его творчестве. Это год окончания «Кима» - несомненно, лучшего его романа. Никогда больше его талант не поднимался на такую высоту. Все его лучшие произведения к началу XXвека уже были созданы. Написанное к этому времени наиболее ярко выразило его настроения «певца строителей империи». Р. Киплинг эдвардианской эпохи (1901 -1914 гг.) уже отличался от Р. Киплинга предшествующих десятилетий.

Самые известные произведения этого периода - сборники рассказов «Пак с волшебных холмов» (1906) и «Награды и феи»(1910). Эти сборники представ­ляют собой ряд коротких сказок-новелл, которые объединяет не сюжет, а герои и место действия. Все истории так или иначе связаны с окрестностями любимого загородного дома Р. Киплинга в графстве Сассекс на юго-западе Англии. Это своего рода возрождение староанглийских легенд, стилизация под «добрую ста­рую Англию», где вместе встречаются исторические персонажи, вымышленные герои и сказочные существа английского фольклора. Традиционно эти сборники считаются произведениями для детей.

Сам Р. Киплинг следующим образом описывал сборник «Награды и феи»: «это нечто вроде противовеса, равно как и финальная печать, к некоторым аспектам моей «империалистической» литературной продукции прошлого» 2. Для нас большинство из того, что он писал об Англии и англичанах в эдвардианские годы, возможно, действительно кажется «противовесом», но никак не отходом от империалистических идеалов. Действительно, некоторые исследователи говорят о «развитии» от «агрессивного» Р. Киплинга 1890-х годов, который грезил Империей, до ностальгировавшего эдвардианского писателя, увлеченного пасторалями и волшебными сюжетами, приведшего волшебного эльфа Пака в Англию Э. М. Форстера и К. Грехама3.

Но у Р. Киплинга все было не так просто. В «Наградах и феях» он применил множество, как он сам говорил, «аллегорий и аллюзий» 4. Ториец-империалист Джордж Вайндхем писал о том, что рассказы Пака были письмом, адресованным лично ему, в конверте в виде детской сказки. Таким образом общались друзья Империи, находясь на расстоянии. С учетом этого, все, что было сказано, пре­вращалось в масонский код секретного братства5 . Между агрессивным Киплин­гом 90-х и ностальгировавшим эдвардианцем он видел разницу только в тактике, но не в стратегии. Дело в том, что мы уже не всегда понимаем код этих масон­ских общений. Специфические термины эдвардианского империализма исчезли, оставив нам то, что они помогли создать: миф о сельской Англии, ностальгиче­ский уже с самого начала.

Эдвардианские годы отличались общей озабоченностью судьбой страны и Империи. Как можно было ее защитить? Сколько еще она будет существовать? Кроме того, процессы, происходившие внутри самого общества, казалось, подрывали силы нации и ее способность противостоять конкурентам. Эдвардианский империализм искал пути обновления этих сил и преодоления и внешних, и внутренних опасностей. Для этого в обществе должны были произойти некая моральная и умственная трансформации, всеобщие, и в то же время личные для каждого, связанные с идеей сохранения Империи и положения Англии как великой державы.

Р. Киплинг, несомненно, разделял подобную озабоченность. Он пытался донести свою озабоченность до своих читателей в стихотворении «Каникулярный» («Recessional»), опубликованном в «Тайме» еще в 1897 году, когда вся нация праздновала Бриллиантовый юбилей королевы Виктории. Р. Киплинг опасался, что благодушная атмосфера праздника ослабит благочестие и агрессивное самоограничение, которое отличало Британское правление от «низких племен без закона».

«За языческое сердце, которое доверяет стреляющей трубке» и «железной броне»,всей доблестной пыли, которая строится на пыли и охраняется, но не Те­бя призывая в охранники; за неистовое хвастовство и глупые слова -прости свой народ, Господи!»6.

«Я хотел сказать: «Не болтайте, но будьте готовы дать людям понюхать чего-то настоящего» - и я высказал только первую половину»7 «низкие племена» да и любого, кто встанет на пути, «стреляющими трубками» и «железной броней». Но именно первая часть определяла настрой эдвардианского империализма.

Р. Киплинг поддерживал подобный тон и в таких стихотворениях, как «Урок» (1901) и «Островитяне» (1902), написанных по итогам англо-бурской войны; а также в рассказе «Армия сна» (1904).

Если Британия или даже Лондон и другие большие индустриальные города представлялись как сердце Империи, то колонии - как далекая периферия, пограничная зона, где цивилизация сталкивается с варварством. Апокалиптический взгляд на историю (теория о расцвете и упадке империй) позволял утверждать, что сердце Империи умирало и оно больше не могло ни расширять, ни поддерживать периферию. Глубокая нищета, с одной стороны, и огромное богатство, с другой, подрывали физические и моральные силы городского населения. Слабость, растущая изнутри, должна была разрушить Великую Британию, как уже разрушила великий Рим. Однако в те годы все еще существовало мнение, что энергия отдельных людей могла быть обновлена во время путешествий в такие «пограничные зоны».

Вот что говорил об этом лорд Керзон, вице-король Индии с 1899 по 1905 гг.: «Я один из тех, кто считает, что именно в этой просторной атмосфере, на окраине Империи, где машины относительно бессильны, а личность сильна, надо искать облагораживающие и укрепляющие стимулы для нашей молодежи, которые спасут их одновременно и от разлагающей праздности, и от нездорового оживления западной цивилизации»8 .

Р. Киплинг, как известно, более, чем кто-либо другой, сделал для пропаганды этих теорий в своих индийских рассказах и также связывал их с мифологическим обновлением нации, которое соединяло центр с периферией и делало их зависимыми друг от друга.

«История норманнского завоевания Англии», где идиллически изо­бражалось англо-саксонское общество кануна нормандского завоевания. Сюжет, один из популярнейших в европейской исторической науке (проблема завоева­ния), трактовался Э. Фрименом в новом ключе: в имперской истории он пытался выделить и освятить моменты проявления нацией максимальной энергии и жиз­неспособности, когда национальное самосознание находило свое истинное во­площение. Таким образом, оформилась теория об однородной англо-саксонской расе, чьи грубые сила и талант к управлению государством, собственно, и зало­жили основы Империи в Англии. Эти сила и талант передавались через поколе­ния и теперь доказывали превосходство своих наследников. В своей работе Э. Фримен утверждал: «Мы были колонией, созданной в то время, как наша на­ция все еще была в состоянии здорового варварства... англы, саксы и юты, пере­селившиеся на берега Британии, завоевали себе новое имя и новую националь­ность, и передали нам особое и славное наследие Англичанина»9.

Даже норманнское завоевание, согласно Э. Фримену, не прервало цепь этого наследования, это было лишь временное поражение английского национального начала. Работа эта долгое время была очень популярна и имела большой резонанс. Она стала толчком для создания в литературе таких национальных героев, как Гарольд Теннисона и Вулф-Саксонец Д. А. Хентри10.

Мы видим, что в литературе начинается поиск новых путей обновления духа и сил нации. У некоторых писателей мы наблюдаем изменение тематики произведений. В 1902 г. Райдер Хаггард оставил экзотические приключения Алана Квотермейера и занялся своим собственным исследованием сельскохозяйственных районов старой Англии, опубликованном в виде книги «Сельская Англия». Свою задачу он видел в предотвращении упадка Империи. Империя, сделал заключение Р. Хаггард, подгнила в самом своем сердце, в деградировавших городах: «Великобритания является центром внимания и сосредоточения мировой силы, и если наша гигантская Империя должна быть укреплена и удержана от разрушения на куски под тяжестью собственного веса, наша домашняя энергия... также должна быть укреплена. Как это можно сделать, если населению позволяют вырождаться, и как можно предотвратить такое вырождение, если это население продолжает покидать землю и скучиваться в городах?» Р. Хаггард считал необходимым для нации «возрождение класса йоменов, корнями уходящего в землю и поддержанного землей»11.

Р. Киплинг также оказался увлеченным этими настроениями. После публикации «Кима» он поселился в Сассексе в 1902 году, пережив тремя годами раньше смерть любимой дочери в Нью-Йорке.

Сассекс, древнее Англо-Саксонское королевство, представлял собой некий национальный центр и имел более глубокие корни, чем декадентский Лондон. С другой стороны, условия жизни в нем могли быть сравнимы с той «просторной атмосферой» пограничных районов, «где машины относительно бессильны, а личность сильна»; и уж точно были далеки от «разлагающей праздности» и «нездорового оживления» столицы. Возможно, именно здесь был искомый всеми альтернативный центр, новая территория.

«домашней энергии». Р. Киплинг не меньше хотел соединить эти сельскохозяйственные районы с обновляющей ми­фологией. Герой рассказа «Жена моего сына» (1913) - интеллектуал-декадент. Он унаследовал маленькое поместье в Сассексе и в конце концов становится мужчиной, приняв на себя всю ответственность, связанную с владением землей. Юг Англии занимает место Пенджаба в качестве места, где мог быть обнаружен и укреплен дух Империи.

Кроме того, существовало мнение, что любовь к своей нации (расе) в англи­чанах имела более твердую основу, чем даже любовь к человечеству, так как она основывалась на изначальном признании неординарных возможностей и добродетелей англичан. Эти добродетели и необходимо было возродить. Пристальное внимание (и это характерно именно для эдвардианских лет) стало уделяться зарождению этих качеств не только в истории, но и в языке.

Любой национальный язык, несомненно, является ключевым моментом для поддержания национального самосознания. С другой стороны, если вспомнить теорию Фуко о языке-власти, с помощью навязывания своего языка колонизаторы имели возможность влиять на образ мыслей покоренных народов. Существует мнение, что английский язык намного более, чем военная сила, позволял англичанам удерживать контроль над превосходившей их во много раз массой индийцев. И если 1362 год - год, когда в Англии было отменено использование норманнского-французского в судах и на открытии парламента, ознаменовал важную веху в процессе обновления британской нации, то 1835 год, когда английский язык стал официальным языком образовательных учреждений в Индии, ознаменовал укрепление Империи.

«Рассвет в Британии» (1906) провозгласил, что каждый патриот должен сохранять «почтительно чистым и ярким» язык, который «лежит в основе его духовной жизни», отбросив все бессильные и ненужные конструкции в речи, которые есть не что иное, как признак человеческого вырождения12. Литературные последствия этой политической программы, прямые или косвенные, заслуживают внимания.

Сторонники Империи считали, что национальный язык деградировал вместе с обществом. Достаточно только прислушаться к языку ежедневных газет, чтобы стало понятно, что язык утратил англо-саксонскую силу и чистоту. Дж. М. Тревельян считал эту «белую угрозу», исходящую от средств массовой информации, даже более опасной, чем «желтую угрозу» азиатских полчищ13.

Как мы уже говорили, произведения Р. Киплинга, написанные в эдвардианские годы, являлись составной частью возобладавшего в то время в Англии подхода, согласно которому спасти страну может обращение к истокам, причем, к истокам мифологизированным. Если вновь мифологизированная территория Сердца Англии представляла собой ее альтернативный центр, то почему диалекты, на которых там говорили, не могли представлять альтернативный язык? Язык более содержательный и сильный, так как он был ближе к естественному опыту, истокам нации.

Диалектные выражения присутствуют в речи киплинговских героев, и что важно, они наполняют и определяют голос рассказчика. В «Паке с холмов» и в «Наградах и феях» этот голос осуществляет воображаемую связь между настоя­щим и прошлым Англии. Диалектные слова обычно возникают в моменты напряжения, когда читатель готов к смене действия, переходу к фантастическому миру и обратно.

«Простак Саймон» в «Наградах и феях» показывает связь между сельской Англией настоящего и прошлого, между извозчиком Кетивоу и корабельщиком Саймоном Чейнезом, другом Френсиса Дрейка. Оба эти герои -сильные личности, которые знают, как управлять людьми и материалами. Непосредственно перед появлением Пака мы наблюдаем сцену, когда Дэн и Уна встречают извозчика на пути к Кроличьему Холму: «Кэтивоу не позволял им ездить на большом брусе, из которого, собственно, и состоит волокуша для перевозки бревен, но они прицепились сзади, и зубы их сразу клацнули»14. Слово «клацнуди» - «thuttered» - яркий звукоподражательный глагол и происходит из староанглийского.

«На вершине Кроличьего Холма полдюжины мужчин и упряжка лошадей стояли вокруг сорокафутового дубового бревна в сырой лощине. Земля вокруг была вытоптана и изрыта » 15.

Согласно «Словарю Сассекского диалекта» глаголы «poach» и «stoach» означают «оставлять ямы на мокрой земле». Оба эти слова диалектные, но первое - более широкого употребления, а второе - характерно только для Кента, Сассекса и Хэмпшира16. Диалектные слова в речи автора обычно подготавливают почву для появления Пака и Саймона. Сам Саймон говорит на диалекте, и голос автора как бы черпает свои выражения из того же источника.

Но использование Р. Киплингом диалекта тонкое и экономное. Голос автора должен быть дистанцирован от языка городов, не начиная, тем не менее, звучать как местечковый говор. Эти рассказы не просто о людях, которые ассоциируются с Сассексом, о местных чертах и особенностях: они рассматривают территорию, которую составляют добродетели и силы английских людей - более основательная база для национального характера, чем любовь к человечеству или даже любовь к Британии.

Все эти намеки и аллюзии, которые Р. Киплинг вставлял в свои произведения и которые полностью укладывались в общие тенденции эдвардианских лет, должны были заставить задуматься всех друзей Империи о ее судьбе и о грозя­щей ей опасности.

«Политическая мифология». Саратов, 1996.

2. Kipling R. Something of Myself. L., 1937. P. 208.

3. Batchelor J. The Edvardian Novelists. L., 1982. P. 8-17.

4. Kipling R.. Op. cit. L., 1937. P. 209.

6. Kipling R. The Five Nations. L., P. 215.

7. Rudmard Kipling to Rider Haggard /Ed. Morton N. Cohen L., 1965. P. 33-34: letter of 10 July 1897.

8. Lord Curson Frontiers L., 1907. P. 57.

9. Freeman E. The History of the Norman Conquest of England, 2 vols. L., 1870 Vol. 1, P. 20-21.

11. Haggard R. H. Rural England 2 vols. L., 1902. Vol. 2, P. 568, 572, 575.

12. DoughtyC. TheDawninBritain, 6 vols. L., 1906. Vol. 6. P. 243.

13. Trevelyan G. M. The White Peril, Nineteenth Century and After. Vol. 50. L., 1901. P. 1051.

15. Ibid. P. 268.

Parish W. D. A Dictionary of the Sussex Dialect and Collection of Provincialisms in use in the