Екатерина Гениева
Вступительная статья.
Читая Диккенса: Писатели о писателях /Сост. Ю. Г. Фридштейн; вступ. ст. Е. Ю. Гениевой. - М.: ВГБИЛ,1996. - 48 с.
"Любовь — интереснейшая и самая простительная из всех человеческих слабостей"
Чарльз Диккенс
"Главное условие популярности автора, т. е. средство заставить себя любить, есть любовь, с которой он обращается со всеми своими лицами. От этого Дикензовские лица — общие друзья всего мира, они служат связью между человеком Америки и Петербурга... ".
Можно, конечно же, с иронией отнестись к этим словам "седобородого классика", — однако, стоит все же заметить, что в 1856 году "седобородому классику" — всего двадцать восемь лет, что он только что вернулся с Крымской войны, где имел возможность приобрести вполне трезвый взгляд на мир, увидеть жизнь такой, какова она есть, со всей жестокостью, и страданиями, и неизбежным концом... Так что, трудно заподозрить Толстого этих лет в склонности к чрезмерной умиленности и благорастворенности — и от этого его слова о Диккенсе обретают совсем иной смысл и иную значимость.
— очаровательного чисто английского; превыше трезвого осознания и несовершенства устройства мира, и тягот повседневной жизни; превыше, подчас, и жесткости, подчас даже и сарказма — превыше всего этого оказывается, действительно, — любовь: нежная, потаенная, грустная, иногда сентиментальная, иногда даже и умилительная, способная вызвать недоверчивую улыбку... Любовь — к каждому отдельному человеку, и понимание его хрупкости и уязвимости, и его незащищенности — и от того для писателя еще более дорогого, можно сказать, драгоценного, можно сказать даже — бесценного.
Конечно, он мог быть и саркастически беспощаден, его человеческие характеристики блеском сатирического письма иногда не уступают Свифту, он вполне способен довести увиденный им в человеке недостаток до карикатуры, превратив, казалось бы, вполне простительную слабость в грандиозную метафору того, что представлялось ему в человеческой природе неприемлемым: низости, предательства, жестокости (в отношении к детям — особенно обостренно им ощущавшейся!), скупости, лицемерия... Но — чем больше ненавидел он пороки — тем более способен был преклониться перед добродетелью. Не превращаясь при этом ни в унылого проповедника расхожих истин, ни в ханжу-морализатора, оставаясь всегда блистательным рассказчиком, умеющим создавать увлекательнейшие сюжеты, от которых поистине невозможно оторваться. Он умел нащупать в читателе те струны, что в равной степени присущи и самому обычному человеку, и гениальному поэту, и утонченному критику. Ибо каждому, кто прикасается к его книгам, кто входит в мир его героев, кто оказывается в их доме, — каждому, с каким бы утомленным, каким бы истерзанным сердцем он ни был, открывается в них — уют, и покой, и умиротворенность, и нежность, и человеческое благородство, и многое иное, неназываемое. Тому свидетельство, в частности, — самые разные отклики самых разных людей — выдающихся русских писателей, поэтов, актеров, переводчиков, критиков — что составили эту небольшую книжку.
"Читая Диккенса" приурочен к очень важному событию в жизни Библиотеки иностранной литературы: торжественной церемонии открытия в декабре 1996 года бюста Чарльза Диккенса, переданного в дар Библиотеке Всемирной службой Би-Би-Си (наша особая признательность главе Русской службы Би-Би-Си Зденке Кризман и Хью Клоссу, менеджеру по связям с общественностью и маркетингу (отдел Европы, стран бывшего Советского Союза и Юго-Восточной Азии), ставшими инициаторами этого проекта, а также председателю правления компании "Контрэктс Эйдженсис" (Великобритания) Дэвиду Уитвеллу, чьими усилиями он оказался реализованным).
— года, когда Москва будет отмечать свое 850-летие, а Библиотека иностранной литературы — несравнимо более скромный, но тоже юбилей: нам исполнится 75. И отныне беломраморный Диккенс будет встречать каждого, входящего во внутренний дворик Библиотеки, встав неподалеку от обосновавшихся здесь чуть раньше Генриха Гейне и Никколо Макиавелли. Кто-то, быть может, иронически молвит: странная какая-то у вас собралась "компания"... Да почему же странная? Ведь стоят рядом на библиотечных полках их книги...
Гуманистическое сознание, открытость миру, понимание его дисгармоничности и несовершенства — и стремление, наперекор всему, к совершенству и гармонии — вот, наверное, что на самом деле сближает этих, конечно же, очень разных писателей. Романтики или реалисты, идеалисты или скептики — все они были и фантазерами, и мечтателями, и немножко утопистами тоже. И каждый из них способен заставить нас над чем-то задуматься, о чем-то важном вспомнить, чему-то улыбнуться. Романтичный Гейне, суровый флорентинец Макиавелли, а теперь еще — и "образ дивный" Чарльза Диккенса. Как хорошо сказал о его "Пиквике" Корней Иванович Чуковский: "Читаешь — и будто в тебя вливается молодая, двадцатилетняя бессмертно-веселая кровь!"