Глава I
Рождение. - Семья. - Первое воспитание. - Учение. - Страсть к чтению. - Выбор карьеры. - Жизнь в мансарде и мечты о славе.
Оноре Бальзак родился в Туре 16 мая 1799 года. Отец его был во времена Людовика XVI адвокатом и по своей профессии имел частные сношения как с разными высокопоставленными лицами монархии, так и с некоторыми передовыми деятелями революции. Ему удалось в 1793 году спасти нескольких аристократов, своих прежних покровителей; в то время это было небезопасно, и он ускользнул от подозрительности Робеспьера только благодаря расположению одного члена Конвента, который выхлопотал ему место провиантмейстера Северной армии. Он женился 50 лет на молодой, богатой девушке и, выйдя в отставку, поселился в Туре, где много лет заведовал богоугодными заведениями и слыл за чудака, у которого на все - своеобразные, оригинальные взгляды. У него было два любимых конька: во-первых, необходимость усовершенствования рода человеческого посредством естественного подбора и уничтожения всех уродов, во-вторых, сохранение собственного здоровья. Он решил, что должен прожить до 100 лет и для этой цели всячески старался поддерживать, - как он говорил, - "равновесие жизненных сил", строго исполнял гигиенические правила собственного изобретения и беспрестанно пичкал себя разными лекарствами тоже по собственному усмотрению. До женитьбы он поместил большую часть своих денег в тонтинную кассу и постоянно мечтал, что переживет всех своих совкладчиков и обеспечит детей громадным капиталом тонтины[*]. При всяких денежных затруднениях в доме он повторял: "Подождите, касса нам за все заплатит!" - и домашние привыкли верить в эти будущие миллионы тонтины.
Г-жа Бальзак отличалась живым умом, пылким воображением, твердостью характера и неутомимой деятельностью. Старший сын ее умер грудным ребенком, и она не решилась сама кормить второго. Оноре отдан был на воспитание в ближайшую к городу деревню, где он провел первые годы жизни среди простой, здоровой сельской обстановки. Г-жа Бальзак была так довольна его физическим развитием, что, когда через два года после него у нее родилась дочь, она поместила ее к той же кормилице. Оноре шел пятый год, а сестре его - третий, когда они вместе вернулись в родительский дом. Г-жа Бальзак страстно любила детей, но воспитывала их строго и постоянно держала на некотором почтительном отдалении от себя. Бальзак до конца жизни не мог забыть, с каким трепетом подходил он в детстве пожелать матери доброго утра или покойной ночи, когда чувствовал за собой какую-нибудь вину. Отец был более матери склонен побаловать детей, но он казался им всегда слишком старым, слишком серьезным, и они дичились его. Эта отчужденность от родителей заставляла детей особенно тесно сближаться между собой. У Оноре было две сестры и младший брат, но он был особенно дружен со старшей сестрой Лаурой, вышедшей впоследствии замуж за г-на Сюрвиля и издавшей "Записки" о своем нежно любимом брате. В этих "Записках" она вспоминает, как маленький Оноре постоянно являлся ее защитником и покровителем, как он часто брал на себя ее шалости, чтобы избавить сестру от наказания. "Когда мне удавалось вовремя восстановить истину, - рассказывает она, - он говорил мне: "Не признавайся в другой раз: мне приятно, что меня бранят вместо тебя"."
в то время образцовым заведением. В этом коллеже детей не отпускали на каникулы, и маленький Оноре видался с родителями только два раза в год, на Пасху и в день раздачи наград, когда они приезжали к нему из Тура. Бедный мальчик нетерпеливо ожидал этих счастливых дней, мечтал о них за несколько недель, но, увы, они приносили ему больше неприятностей, чем радости: он учился плохо, не получал никаких наград, учителя жаловались на него, и родители во все время свидания бранили и упрекали его. Он провел в коллеже 7 лет и оставил его, не кончив курса, по болезни. Мальчик вдруг сильно похудел, ослабел, глядел каким-то тусклым, бессмысленным взглядом, не замечая окружающего, часто не слышал, что ему говорили, не мог сразу ответить на самые простые вопросы. Врачи приписывали эту болезнь мозговому переутомлению, но такой диагноз представлялся его воспитателям нелепостью, так как Оноре слыл у них за отъявленного лентяя.
Впоследствии он объяснил, в чем было дело: оказалось, что он нашел средство добывать книги из богатой библиотеки коллежа и зачитывался ими всякий раз, когда попадал в карцер, что случалось почти ежедневно. Книги были по преимуществу серьезного содержания, слабый ум ребенка не мог совладать с массой знаний и идей, вдруг нахлынувших на него. Г-жа Бальзак пришла в ужас при виде того, что сделало училище из ее веселого, здорового мальчика, и решила не помещать его больше в интернат. Она на время прекратила для него все занятия и заставляла его играть и гулять с младшими детьми, а когда здоровье его восстановилось, поместила его приходящим учеником в коллеж в Туре. Здесь ученье его пошло несколько лучше, чем в закрытом заведении, и в то же время у него появились мечты о будущей славе. На каком поприще он достигнет этой славы, Оноре еще не знал, но что о нем когда-нибудь заговорят, в этом он был твердо убежден. Домашние постоянно подсмеивались над этими мечтами юноши. При родителях Оноре всегда держал себя робко, сдержанно, и они считали его самым обыкновенным ребенком, скорее ниже, чем выше посредственности; сестры и товарищи видели в нем веселого, добродушного, шаловливого мальчика, увлекавшегося детскими играми, и не подозревали в нем никаких особенных способностей.
В конце 1814 года Бальзак-отец получил место при интендантстве, семья переселилась в Париж, и Оноре перешел в Парижский коллеж. Он кончил курс коллежа семнадцати лет, и отец его, находя, что для образованного человека прежде всего необходимо знать законы как своей страны, так и чужих государств, поместил его для занятий сначала у стряпчего, потом в конторе нотариуса. Три года изучал Оноре практическое право, посещая в то же время некоторые лекции в Сорбонне. Страсть к чтению не оставляла его и часто переходила в библиофильство: свои немногие карманные деньги он тратил на покупку у букинистов редких изданий и таким образом положил начало своей богатой библиотеке. В 21 год молодой человек, выдержав экзамены, мог считать свое образование законченным и должен был избрать себе какую-нибудь деятельность.
и в благодарность своему старому покровителю предлагал взять к себе на службу его сына, а через несколько лет обещал передать ему и всю свою контору. Оноре возмутился. Трехлетняя возня с разными юридическими документами достаточно надоела ему, он надеялся, что, окончив курс, получит возможность посвятить себя литературе, к которой давно чувствовал призвание, а ему предлагают снова занять ненавистное место клерка у нотариуса и манят его в далекой перспективе скромным местом нотариуса, - его, который мечтал о славе, о всемирной известности! Он в самых энергичных выражениях отверг предложение отца и напрямик объявил, что ненавидит юриспруденцию и хочет посвятить себя писательской деятельности. Отец, мать и старшие родственники, призванные на семейный совет, пришли в ужас и негодование. Литература представлялась им несерьезным занятием, которым невозможно сделать карьеру. Они знали, что на свете бывают знаменитые писатели, но как мог мечтать o подобной знаменитости их Оноре, с трудом кончивший курс коллежа, ни в чем не проявлявший ни особенного ума, ни способностей, беззаботный весельчак, часто дурачившийся вместе с младшими детьми! Мальчик просто ленится, хочет бездельничать! Много неприятных семейных сцен пришлось вынести молодому Бальзаку, но он оставался тверд в своем решении, и в конце концов отец согласился на компромисс: он обещал не навязывать сыну никакого места и давать ему содержание в течение двух лет, с тем чтобы молодой человек испытал в это время свои силы на литературном поприще. Оноре должен был жить в Париже один. Незадолго перед тем отец его лишился своего места, и семья решила переехать в свое маленькое поместье в Вальпаризи.
Отчасти вследствие собственных денежных затруднений, отчасти чтобы не "баловать" юношу и заставить его поскорей почувствовать необходимость покориться и приняться за практическое дело, родители назначили молодому Бальзаку очень скудное содержание. Оноре нанял себе маленькую комнату на чердаке и часто нуждался в самом необходимом. Но он мужественно перенес переход от комфорта зажиточной семейной обстановки к неудобствам бедной и одинокой жизни. Чтобы избавить сына от насмешек знакомых, в случае, если бы его попытка окончилась неудачей, родители его никому не говорили, что он живет в Париже, и сам он ни с кем не знался. Отчасти по недостатку средств, отчасти из опасения встретиться с кем-нибудь из знакомых, он не пользовался никакими общественными удовольствиями, не ходил даже на людные улицы. Любимой прогулкой его было кладбище Лашез, где он мечтал над могилами великих людей и вздыхал о судьбе тех из них, которые погибли жертвой толпы, не понимавшей ни их идей, ни их поступков.
замыслах.
"Я взял себе лакея, - пишет он в одном из своих первых писем. - Да, лакея, у него очень странное имя, его зовут: "Я сам". Это очень плохое приобретение для меня, "Я сам" ленив, неловок, непредусмотрителен. Его хозяин терпит голод и жажду, а он не может принести ему ни хлеба, ни воды; он не может даже защитить его от ветра, который дует на него и через дверь, и через окна". Дальше рассказывается, как он бранит своего лакея: ""Я сам!" - "Чего изволите?" - "Посмотрите на эту паутину, в которой жужжит муха под самым моим ухом! Посмотрите, какая пыль под кроватью, какая грязь на окнах, свету не видать!" Лентяй глядит и не двигается с места! Но несмотря на все его недостатки, я никак не могу расстаться с этим дураком".
"Положение моего хозяйства самое бедственное: работа мешает чистоте. Негодяй "Я сам" становится все более и более нерадивым. Он ходит за покупками не чаще, как дня через три-четыре, и покупает все в самых ближайших лавочках, хотя в них все продукты хуже и дороже, чем в других. Ходить в другие лавки далеко, а бедняк скупится на ходьбу; таким образом, твой брат, будущая знаменитость, питается уже теперь, как великий человек, т. е. он умирает с голоду".
В том же письме он просит сестру прислать ему из библиотеки отца том Тацита и прибавляет:
"Вместе с Тацитом не забудь прислать мне покрывало для ног; если бы ты могла присоединить к нему какую-нибудь старенькую шаль, она бы мне очень пригодилась. Ты смеешься? Но она мне нужна для ночного костюма. Прежде всего мне надобно было позаботиться о ногах, так как они всего больше страдают от холода. Я их завертываю в плащ, который мне смастерил в Туре Гроньяр (плохонький портной, перешивавший платье старика Бальзака его сыну. - Авт.). К сожалению, этот плащ слишком короток, и верхняя часть моего тела плохо защищена от холода, который сквозь крышу и фланелевую рубашку легко проникает до кожи твоего брата, увы, слишком нежной, чтобы его переносить!"
"На улице Лёдигьер, N 9, - шутит он в письме к сестре, - загорелась голова одного бедного юноши, и пожарные не могли затушить огонь. Причина пожара - красавица, с которой он не знаком; говорят, она живет в конце моста "Искусств", ее зовут "Слава". Беда в том, что, пылая, юноша все еще рассуждает, он говорит самому себе: "Есть ли у меня гений или нет, во всяком случае меня ожидает много горя. Без гения - я мученик! Мне придется всю жизнь ощущать неисполнимые желания, подлую зависть, тоску и печаль. Если у меня есть гений - меня будут преследовать, на меня будут клеветать, я знаю, что тогда г-же "Славе" придется часто утирать мои слезы"."
Множество планов и проектов роились в голове молодого мечтателя. Он задумывал комедии, трагедии, комические оперы, начал два романа, проработал над ними несколько недель и бросил их. Наконец, после многих колебаний, он остановился на трагедии в стихах в классическом стиле и поспешил сообщить о своем решении сестре.
"Я остановил свой выбор на "Кромвеле", - пишет он ей, - он мне представляется самым красивым лицом новой истории. С тех пор как я облюбовал и обдумал этот сюжет, я отдался ему всей душой. Масса идей осаждает меня, но меня постоянно задерживает моя неспособность к стихосложению. Я не раз изгрызу себе все ногти, прежде чем кончу первый памятник своего творчества. Если бы ты знала, как трудно создавать подобные произведения! Великий Расин два года отделывал "Федру", приводящую в отчаяние поэтов. Два года! Подумай только: два года! Но как мне приятно, работая день и ночь, связывать мои работы с мыслью о дорогих мне людях. Ах, сестра! Если правда, что небо одарило меня каким-либо талантом, я особенно рад тому, что моя слава падет и на вас. Какое счастье победить забвение, прославить имя Бальзака! При этой мысли вся моя кровь закипает! Когда мне приходит в голову какая-нибудь красивая идея, мне кажется, я слышу твой голос: "Смелей, вперед!" - В виде отдыха я пописываю "Стеллу", очень хорошенький, маленький роман. Я окончательно бросил комическую оперу. Я не могу найти для нее композитора, сидя в своей мурье [Тесное и темное жилье, конура]; к тому же мне не следует подделываться под современный вкус, я должен писать, как писали Расин и Корнель, я должен работать для потомства! Кроме того, второй акт вышел у меня слаб, а первый слишком музыкально блестящ. Если сочинять просто ради сочинительства, так уж лучше писать "Кромвеля". Но обыкновенно в трагедиях бывает до 2 тысяч стихов, подумай же, сколько мне надобно сочинить. Пожалей меня! Впрочем, что я? Нет, не жалей меня, я счастлив; скорей, завидуй мне и вспоминай меня почаще".
"Ах, сестра, как я мучусь! - жалуется он в одном из своих писем. - Я пошлю к папе прошение, чтобы он мне предоставил первое вакантное место мученика! Я открыл в своем "цареубийце" недостаток построения и массу плохих стихов. Я настоящий Pater dolorosa. Если окажется, что я не более чем плохой стихоплет, я, право, повешусь! Со своей несчастной трагедией я похож на Перетту-молочницу, и, может быть, сравнение мое слишком верно! А между тем это произведение должно выйти удачным во что бы то ни стало, я должен иметь что-нибудь законченное к тому сроку, когда маменька потребует у меня отчета. Я целые ночи провожу за работой, не говори ей этого, она станет беспокоиться. Сколько труда доставляет любовь к славе! Да здравствуют лавочники, черт возьми! Они целый день торгуют, вечером считают свои барыши, время от времени наслаждаются какой-нибудь страшной мелодрамой и чувствуют себя счастливыми! Да, но ведь вся их жизнь проходит среди крупы и мыла. Лучше скажем: да здравствуют литераторы! Да, но они все бедны деньгами и богаты только разочарованиями. Ба! Пусть те и другие живут как хотят, и да здравствует весь свет!"
Сестра Бальзака была поверенной всех тех колебаний в настроении, которые обусловливаются напряженной авторской работой. Ей первой сообщил он план своей трагедии, но под большим секретом, желая сделать сюрприз остальной семье. "Немалый подарок, немалый знак дружбы даю я тебе, - шутливо замечает он при этом, - позволяя тебе присутствовать при акте зарождения гениального произведения (смейся, пожалуй!). Так как пока это только план, то я оставил на полях места, где ты можешь делать свои великолепные замечания. Несмотря на эту великую вольность, прошу вас, сударыня, читайте почтительно план Софокла Младшего. Подумать, что можно прочесть в один час то, что иногда приходилось писать целые годы".
Сам автор увлекается своим планом и чрезвычайно доволен им. В последней сцене несчастная вдова казненного Карла I, узнав о кончине мужа, должна разразиться проклятиями против Англии и обещать отмcтить ей, восстановить против нее Францию, которая победит, раздавит ее.
"Это будет необыкновенно торжественно, - восклицает он, - и, уверяю тебя, я мастерски проведу эту сцену. После нее партер уйдет спать весь в слезах. Хватит ли у меня таланта! Мне хочется, чтобы моя трагедия стала настольной книгой королей и народов. Я должен начать с образцового произведения или сломать себе шею! Умоляю тебя именем нашей братской любви, не говори мне: "Это хорошо". Указывай мне только мои недостатки; достоинства я сам хорошо знаю! Не может быть, чтобы ты не нашла план превосходным. Какое красивое построение! Как интерес возрастает с каждым явлением! Инцидент с сыновьями Кромвеля очень удачно придуман. Характер сына Страффорда также замечательно как удался мне! Великодушие Карла I, возвращающего Кромвелю его сыновей, прекраснее, чем великодушие Августа, прощающего Цинне. Осталось исправить некоторые ошибки, но они незначительны, и я их уничтожу".
написав еще ни одной строки, годной к печати, он в мечтах уже не довольствуется одной только литературной славой.
"Я более чем когда-нибудь думаю о своей карьере по тысяче причин, из которых я укажу тебе только некоторые, так как ты, может быть, не видишь их, - пишет он сестре. - Наши революции еще далеко не кончены, по тому, как все волнуется кругом, я предвижу еще много бурь впереди. Хороша или дурна представительная система, но она требует огромных талантов; во время политических кризисов будут непременно обращаться к великим писателям; разве они с образованием не соединяют наблюдательности и глубокого знания человеческого сердца? Если я окажусь молодцом (правда, это еще неизвестно), я могу достичь не одной только литературной известности. Присоединить к имени великого писателя имя великого гражданина - какая соблазнительная цель!"
Примечания.
членами, оставшимися в живых